Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Шрифт:
Поставим тот же вопрос по-другому. Есть ли вообще философское
знание либо удел философии — всего лишь накапливающиеся
мнения? Возможны ли в философии настоящие открытия? Заметим,
что знания в сфере истории философии о взглядах философов
прошлого являются лишь эмпирическим научным, но никак не
философским знанием. Открытие нового философского манускрипта
или факта идейного влияния опять же будет научным, но не
философским
логических ходов аргументации — это важнейшие интеллектуальные
накопления, но не открытия в собственном смысле слова. Используя
социологическую трактовку Коллинзом революции в математике и
естествознании как появления «науки быстрых открытий»
[Коллинз, 2002, гл. 10], сформулируем следующий критерий.
Необходимыми характеристиками знания являются как достаточно
широкий уровень согласия среди профессионалов, так и их
способность разными способами и с надежным воспроизводимым
результатом подкрепить достоверность этого знания в ясной
последовательности познавательных процедур. Открытием при этом
следует считать прорыв к такому надежно подкрепляемому знанию.
Разумеется, философы, особенно иррациональной и
обскурантистской направленности, вольны приводить другие,
специфические характеристики философского знания per se. Однако
это не отменяет жесткого приговора, сделанного на основании
высокой планки эпистемологических требований «по гамбургскому
счету»: до сих пор в философии настоящих знаний нет.
Сам Коллинз прямо об этом не говорит. Напротив, книга полна
вежливыми реверансами социолога в сторону философов и философии.
Поэтому здесь я специально с особой жесткостью формулирую вывод,
прямо следующий из анализа Коллинзом различия философского и
научного познания. Ни знаний, ни открытий в философии нет; в ней
накапливаются только мнения, соответственно, в философии нет и
поступательного познавательного продвижения.
Последний тезис обескураживает, а у философов, «стремящихся к
самой истине» должен вызывать естественное желание его
опровергнуть. Легкий путь дискредитации самой книги и автора уже
рассматривался выше, в интеллектуальном отношении этот ход
предсказуем, тривиален и интеллектуально малопродуктивен. Гораздо
более смелым шагом было бы делом доказать обратное: показать, кто
и когда совершил философское открытие и получил настоящее,
достоверное философское знание, причем согласно
306
амбициозная: стремиться к получению настоящих знаний и
совершению настоящих открытий. Такая
направленность подразумевает готовность к достижению согласия уже полученных
философских результатов и способность их использовать
в смещающемся фронте исследований. Представим на минуту, что
появилась такая долговременная традиция с наслаивающимися
достоверными результатами и достижением согласия среди философов
на каждом уровне. Согласимся, что рано или поздно кто-то не устоит
перед соблазном обрушить всю эту стройную башню, предложив
совсем иные критерии философского обоснования. Это и будет
следованием предсказанной Коллинзом конфликтной стратегии
в вечной круговерти — динамике философских противостояний
согласно «закону малых чисел». Заметим, что в науке также
существуют и плодятся защитники идеи «плоской Земли» и
ниспровергатели теории относительности. Разница в том, что никакого
признания среди профессионалов они не добиваются; караван
получения новых научных знаний идет своим путем. Вырвется ли
когда-нибудь философия из пространства мнений в пространство
знания? Возможно ли это вообще? Если да, то что для этого нужно?
Если нет, то на каком основании философию считать сферой познания,
а не, скажем, интеллектуализированного эстетического «дискурса»?
Так или иначе, наибольшую пользу философы и философия
извлекут из книги Коллинза, если воспримут ее как серьезнейший
вызов, ставящий под сомнение всю эту почтенную традицию. Именно
вследствие осознания такого рода глубоких интеллектуальных
кризисов и могут появиться новые значимые результаты, совершиться
прорыв к новым областям философского мышления.
«Социология философий» не только толкает на постановку такого
рода глобальных вопросов, но и предлагает богатейший материал для
размышления и использования. Поставим, например, вопрос
следующего шага: что может играть роль «твердой платформы» для
достижения согласия между философами, сходной с достоверностью
математических доказательств и воспроизводимостью
естественнонаучных экспериментов? У Коллинза сразу можно найти,
как минимум, следующие относительно твердые и надежные основы,
которые не могут игнорироваться современной философией:
а) логика аргументации, отточенная математическими методами,
само поступательное развитие математики как науки об