Идолопоклонница
Шрифт:
— А может… — неуверенно проблеяла Женя. — Может, вечером, а? Там же?
— Вы что, девушка?! — высокомерно спросил Дмитрий. — С дуба рухнула? Между прочим, Городинский беспокоит! Или, по-твоему, я беспокою тебя слишком часто?
Женька перепугалась. Да в самом деле — как она посмела ему перечить?! Он же сейчас бросит трубку — и все, и пиши пропало. И что ей тогда делать? Больше ведь сто процентов не позвонит! И тогда уже у нее даже надежды не останется. И даже психолог Шолик Т.В. не поможет: Лариска так возмущалась Женькиным поведением, сказала, что больше никогда в жизни не будет ради нее унижаться,
— Нет, Димочка, что ты, — поспешно поправилась она. — Просто у меня шеф рядом… Ничего, я что-нибудь придумаю, ты не волнуйся. Я буду, Дима, я обязательно буду. Только не уезжай — обязательно дождись меня, ладно? Я выезжаю прямо сейчас!
— Подожду, — удовлетворенно согласился Городинский. — Дождусь. Только ж ты не слишком тяни. Ты же знаешь — у меня времени в обрез, я не могу терять его так бездарно.
— Еду, Димочка, я уже еду! — заверила любимого Женя и вернулась в офис.
— Владимир Васильевич, — слезным голосом попросила она. — Меня соседи сверху залили, а от меня уже к другим соседям потекло. Мне срочно надо…
Белоцерковский посмотрел на нее недовольно. Видно было, как ему не хочется ее отпускать, но Женька придумала такую причину, что нормальный человек, наверное, не смог бы ей отказать. Вот и шеф вынужден был отпустить:
— Что с тобой делать? Иди…
И уже через полчаса Женька была у 'Космоса'. Уже не ждала, пока Дима откроет перед нею дверцу машины, сама по-хозяйски открыла, залезла на заднее сиденье, где уже давно ее дожидался Городинский. Так было всегда — Женя еще ни разу не видела его на водительском сиденье. Так до сих пор и не поняла — то ли водитель где-то старательно прячется, то ли Дима загодя пересаживается с водительского кресла на заднее?
— Наконец-то! — вместо приветствия пробурчал Городинский преувеличенно недовольным тоном.
И от того, как он это сказал, в Женькиной душе разлилось такое тепло, такое счастье! Потому что слишком преувеличенно, слишком недовольно звучал его голос! И сразу чувствовалась вся искусственность его недовольства. Потому что когда человек действительно недоволен, он выразит свои чувства иначе. В его голосе будут сквозить равнодушие или презрение, но никак не вот эта искусственная преувеличенность, призванная не только смягчить впечатление, но и дать понять визави о том, с каким нетерпением его ждали, как без конца поглядывали на часы, бесконечно злясь на минутную стрелку за то, как издевательски медленно она двигается по раз и навсегда заданной траектории. Собственно, в Димином голосе Женя услышала вовсе не недовольство, а своеобразное признание того, что без нее ему было очень-очень плохо. Он ждал, он так ее ждал!!!
Едва дождавшись, когда Женя устроится рядом с ним на заднем сиденье, Городинский тут же потянулся к пуговицам Женькиного плаща. Расстегнул, нагло влез под тонкий свитерок, тут же пытаясь проникнуть под пояс брюк. Заметил недовольно:
— Я не люблю брюки. Предпочитаю юбки.
— Хорошо, Димочка, — покладисто согласилась Женя и прижалась к нему.
Рука Городинского пыталась преодолеть барьер, но никак не могла справиться с застежкой —
— Знаешь, Димочка, лимузин, конечно, совершенно шикарная машина, но мне кажется, что в постели этим заниматься гораздо приятнее.
Городинский протянул недовольно:
— Ну, детка! Ты же знаешь, я женат. Я же не могу привести тебя домой и представить супруге: дорогая, познакомься — это моя новая любовница.
— Что ты, Димочка, — успокоила его Женя. — Ко мне! Я приглашаю тебя ко мне. Там нам никто не помешает, я живу одна. Там будем только мы вдвоем, только ты и я!
Кумир воскликнул:
— С ума сошла?! А старушки возле дома?! Да меня же каждая собака в лицо знает! Ах, если б ты знала, как это утомительно, когда нигде, вот совершенно невозможно спрятаться от любопытных глаз! Как я устал! Веришь, нет — я ведь сам себе не принадлежу!
Женя таинственно улыбнулась:
— Димуля, я все продумала. Смотри!
И вытряхнула из целлофанового кулька огромные очки и простую клетчатую кепку.
Городинский высокомерно фыркнул:
— Вы что, девушка?! Я же звезда, а не какой-нибудь сантехник из ближайшего ЖЭКа! Я ж тебе не Федя Кастрюлькин, блин! Чтобы я, да в таких жутких очках? Где ты их вообще откопала? В них, что ли, черепаха из мультика про львенка снималась? А кепка? Чтобы я одел такую кепку?! Я ношу шляпы, чтоб тебе было известно, да и то не каждую надену.
— Так ведь в том-то и дело! — обрадовалась Женя. — Никто ведь и не подумает, что сам Городинский может прятаться под такой ужасной кепкой! В шляпе-то тебя в два счета, как ты говоришь, каждая собака опознает. А вот в дурацкой кепке, да еще и в ужасных очках! Волосы спрячешь под кепку — в жизни никто не узнает. Давай попробуем?
На свой страх и риск Женя нацепила на Городинского довольно уродливую кепку в крупную клетку 'а-ля Олег Попов', тщательно спрятала под нее золотистые кудри кумира, каждую прядочку, каждую волосинку, чтобы никто в жизни не догадался даже о цвете волос владельца идиотской кепки. Нацепила на звездный нос дешевые черные очки в толстой пластмассовой оправе. Чуть отстранившись, полюбовалась собственным творением с нескрываемой улыбкой:
— Да ты только посмотри! При всем желании никто не признает в тебе Городинского!
Дмитрий долго и придирчиво смотрелся в зеркало, поворачиваясь к нему то одной стороной, то другой. Вынужденно признал:
— А что… В этом что-то есть, а? Урод, конечно, но уж точно не Городинский!
Женя обрадовалась:
— Вот и я говорю! В машине же тесно и неудобно. А я диванчик разложу, бельишко свеженькое постелю. Знаешь, как нам будет хорошо?
Городинский по-прежнему не отрывался от зеркала:
— Думаешь? А ты, случайно, никаких козней не приготовила?
Женя возмутилась:
— Ну что ты, Димочка! Какие козни?! Я ведь даже не знала, что ты сегодня позвонишь. Ты же знаешь, милый — все только для тебя, только так, как ты захочешь. Если тебе удобнее в машине… Что ж, пусть будет машина. Я ведь хотела как лучше.
Городинский спросил, все еще сомневаясь:
— Не знала? А откуда кепка с очками, раз не знала? Признавайся!
Женька прижалась к нему, сладко поцеловала в губы: