Иду на свет
Шрифт:
Осознает это, всхлипывает…
Чувствует себя ещё хуже, не хочет погрязать в соплях, поэтому тянется ко рту ладонью, закрывает и прикусывает кожу, чтобы отвлечься на телесную боль…
А в голове, как назло, всё наконец-то идеально строится.
Он в последнее время странный. Она всё никак не могла добиться ответа, что его гложет. Она всё думала, что дело в ней, что причина их проблем — её нерешительность.
Она слушала, разлопатив локаторы, как туповатая слониха, о его неземной любви. Про свет,
Она боялась, что после знакомства с мамой он тут же попрет её под венец, так сильно любит…
А оказывается, он просто сомневался. Всё это время сомневался, правильный ли выбор сделал.
Может быть немного сопротивлялся. Наверное, всё же да. Но какая уже разница? Это не облегчающее. Он сам поступил с ней так, как когда-то Рита поступила с ним.
Он её простил. И себя простил…
Вернувшись из ванной, Санта заглянула сначала в комод, потом — в прикроватные тумбы.
Она не нуждалась в этих вещах так сильно, как отчаянно их собирала. Просто не хотелось оставлять в его мире даже намек на своё присутствие. И его вещи у себя она тоже оставлять не оставит.
Выбросит всё к херам.
В Веритас уже не вернется. И вот сейчас даже как-то не жалко…
Если встретятся когда-то — руки не подаст.
Единственное, о чем жалеет, что успела представить его своим…
И именно на этой мысли из горла вырывается новый всхлип.
Присевшая на корточки у одной из тумб Санта закрывает лицо руками, чувствуя, что вот сейчас трясет сильнее. Дрожь исходит от грудины и тревожит плечи. Кажется, она всё же плачет…
Опускается на пол, вжимается лбом в колени, их же обнимает…
Ей перед мамой стыдно. Она не знает, что скажет, приехав…
Ей гадко от того, как она ошиблась или он опустился. Как просто у него получается врать. Как легко он разбрасывается словами, каждое из которых она хранила в душе, как высшую ценность. И ведь он же не признался бы…
Он же собирался продолжать…
Понимая, что даже слезы сейчас — недостаточно уважительная причина, чтобы рассиживаться, Санта постаралась взять себя в руки.
Встала с пола, отряхнула брюки от пыли, которой здесь нет. Данила — дотошно чистоплотный. Только, похоже, не во всем…
Без страха размазать тушь Санта провела по мокрым глазам, понимая, что там уже наверняка всё и так потекло, окинула спальню взглядом…
Потянулась к вырезу на блузке, поняла, что крестик не надевала. Значит, не оставит. Значит, тоже выбросит.
Теперь без разницы. Теперь все её «грехи» и мелкая ложь кажутся детским лепетом рядом с поступками человека, которого она сама назначила на должность своего идеала…
Застегнуть чемодан было сложно. Перескладывать — не вариант. Мелькала мысль просто так и оставить, уйти и забыть о шмотках. Пусть что хочет — то и делает, но злость придала сил.
Молния поддалась. Санта перевернула его на колеса, повезла к двери…
Что будет делать дальше — не знала. Наверное, об этом стоило бы подумать, потому что ему не очевидно…
Наверное, он захочет, чтобы она объяснилась.
Но даже если… Точно не сегодня. Ей нужно время.
Санта не пытается надеть пальто.
Обувшись, набрасывает его на руку. Сверху — палантин. Сумку на плечо.
Что делать с ключами — тоже не знает. Решает, что в лифте подумает. Сейчас ей хочется только уйти из квартиры. И заказать в свою новую кровать.
А может себе — новую голову. Такую, чтобы не убивала красочными картинками. И сердце, чтобы просто холодное. Как её лицо для посторонних.
Пальцы слушаются плохо, поэтому отщелкнуть замок изнутри долго не получается.
Это злит, Санта ругается сквозь зубы так, будто сиюминутный побег глобально что-то решит.
Дергает злосчастный замок, будто хочет сломать, а не открыть, чувствует, что на глазах снова выступают слезы…
А потом металл ускользает из-под пальцев, потому что дверь открывается.
Но с другой стороны.
Это, конечно, Данила.
Он смотрит неоднозначно.
Сначала будто зло. Потом — удивленно.
Стоит за порогом, держит дверь, переводит взгляд с Санты на чемодан, ручку которого она сильнее сжимает…
— Что случилось, Сант? Что с телефоном? Почему ты трубку не берешь? — он задает вопрос за вопросом, возвращаясь от чемодана к её лицу.
Смотрит цепко, щурится.
Что читает во взгляде — Санта не знает. Но сама просто горит внутри. Ненавидит его, себя, идиотскую Маргариту…
— Ты просила встретиться, потом пропала. Я возвращаюсь в офис — тебя нет. Телефон вне зоны. Это нормально по-твоему?
Данила спрашивает, будто она повела себя глупо, а Санта наконец-то вскипает.
— Это не твое дело. По-моему.
Даже гордится тем, как спокойно получилось произнести. Ей кажется, что в ответном взгляде Данилы мелькает сначала удивление, потом боль. И её это должно бы радовать, а только горше…
— Пусти.
Она опускает глаза, сильнее впивается в ручку чемодана, выставляет вперед руку, чтобы упереться в мужскую грудь и заставить дать дорогу.
— Что происходит, Сант? Алё…
Но очередной план проваливается.
Данила не дает ей выйти из квартиры.
Сам ступает внутрь, тем самым заставляя пятиться и сильнее злиться.
Закрывает дверь за своей спиной, тянется к чемодану.
Он сильней.
С ним нет смысла соревноваться.
Санта просто следит, как её чемодан уезжает. Разжимает пальцы, отпуская…
Снова переживает усилившуюся дрожь из-за возмущения, которое она привычно душит…
— Вот и отлично. Оставь себе…