Иду над океаном
Шрифт:
Она впервые отъехала от поселка так далеко, хотя давно ей хотелось этого. Она не высказывала мужу этого своего желания, он сам несколько раз обещал ей. И она думала, что когда он ездит на рыбалку, то именно рыбалка — чисто мужское занятие — тянула его сюда. А теперь она поняла — не только рыбалка, а и этот лес.
Ей хотелось, чтобы дорога кончилась и она смогла бы увидеть Курашева.
Он еще раз свернул налево. Они пересекли небольшую полянку, проехали через почти сплошные заросли кустарника, ей пришлось даже закрыть лицо полой тужурки.
— Ну вот, мы приехали, — сказал Курашев.
Мотоцикл
В двух метрах от мотоцикла был обрыв. Местами его покрывали оползни, кое-где островками торчали кусты и росла высокая трава. От самого подножия обрыва начинался галечный плес, огибая который текла быстрая, со светлой водой река. И был слышен звонкий шорох ее течения.
Курашев достал из багажника узел. Он сказал, указывая рукой вниз, на плес:
— Видишь кострища? Это мои. Иные ездят ниже, иные выше бывают. Я же — здесь.
— Куда она течет? — спросила Стеша. — Я не понимаю, куда здесь можно течь!
— В океан, — сказал он. — Пойдем.
Держа в одной руке узел, другой он обнял ее за спину, собираясь увлечь за собой. Но она повернулась и чуть уперлась ладонями в его грудь.
— Подожди. Я хочу посмотреть на тебя…
У них у обоих были светлые серые глаза. И волосы были у обоих одинаковые, непонятного цвета — и не темные и не светлые.
Она смотрела снизу на него, точно впервые видела. Когда-то, давно-давно, после того как они поженились, она увидела его в шлеме. Летал он тогда на МиГ-15, и не здесь, а в низовьях Волги. Тогда случилось ЧП. Что-то произошло с его МиГом. Его сажали, а жили они рядом, в трех минутах хода от аэродрома, в степи, в щитовом домике. И она прибежала тогда прямо на взлетно-посадочную полосу. Когда он выбирался из кабины, она стояла у крыла и видела его в ту минуту. Наверное, оттого, что она была девчонкой еще, он показался ей прекрасным. Рыцарь неба. В шлеме. Потом острота этого впечатления немного сгладилась. Но какое-то возникало порой чувство, сознание, тревога или все это вместе, что она его совершенно не знает. И еще, что он настоящий, а значит, и красивый — не тот, который бывал с нею, с детьми, который собирался на рыбалку и возился во дворе с мотоциклом, а другой — рыцарь неба. Она допускала это, это ее беспокоило, подстегивало ее чувства, это было хорошо, когда она была двадцатилетней. Но теперь это ей мешало, словно между ним и ею была еще последняя, непреодолимая стена.
Она, чуть-чуть откинув голову, смотрела ему в лицо спокойно и строго. Она поняла, что он такой, как сейчас, — высокий, с узким лицом, на котором прочно утвердился крылатый нос и рот с узкими обветренными губами и крупными складками в углах, со светлыми глазами, которые сейчас таили в себе пережитое им, — он и есть настоящий, близкий ей навсегда человек. Стеше сделалось спокойно и хорошо, точно она кого-то победила. И она улыбнулась, продолжая все еще глядеть на него.
— Ты что? — спросил он.
А ей показалось, что он знает все, что она сейчас думала.
— Давно хотела спросить тебя, — ответила Стеша, протянув руку и пальцами коснувшись складки возле его губ, — о чем ты думаешь, когда летишь и когда опасно лететь? Не после, когда сядешь, а там, высоко в небе…
Он посмотрел поверх ее головы. Потом сказал:
— Там некогда
— Нет, я не верю, — произнесла она, подумав. — Ладно. Пойдем. Ты же хотел к реке?
— Да. Я тебе говорил. Я всегда приезжаю сюда.
Она пошла первая и первая ступила на гальку речного плеса. Потом с узлом из плащ-палатки спустился и он вслед за ней. Шел он сзади ровно и тяжело, и шум его шагов заглушал и ее шаги, и шелест реки.
Метрах в десяти от воды она остановилась: здесь было кострище и возле него лежала коряга. А река была широкая и шумела. Маленькие буруны кипели подле ее ног. Дно, видимо, полого уходило вниз. Время от времени обнажались макушки камней. В противоположный берег вода била сильнее, и то тут, то там крутой берег был подмыт, и в его зеленом покрове обнажалась темная земля, а некоторые деревья и кусты росли будто из воды.
— Скажи: она всегда такая — эта река? У нее есть имя?
— Имя? — переспросил он издали. Она оглянулась, он сидел на корточках перед развязанным узлом. — Есть. Подкаменка это.
Он поднялся и пошел к зарослям. Она смотрела, как он шел. Рукава его были засучены, в руке он держал топорик.
Он вернулся через некоторое время с сучьями для костра. Они вместе развели костер. Стеша поднялась, а он еще что-то делал у костра и вдруг сказал:
— Осенью река всегда такая. А потом будет маленькой. — Он помолчал, продолжая свое дело. Потом сказал снова: — Я сейчас поймаю большую рыбу.
Он сходил к вещам, погремел там чем-то, потом пришел, держа в руках снасть. Она ничего не понимала в этом.
— Ты знаешь, я совсем забыл, что идет чавыча. И голец идет — самое время. Только ты не думай…
— Я не думаю ничего. Мне просто хорошо с тобой. — Она сказала это очень тихо. Он стоял над ней сзади и теперь дотронулся до ее плеча.
— Ну раз так уж вышло — я поймаю рыбу.
Курашев поймал рыбу. Она была большая и долго билась у их ног. А когда перестала биться, Курашев начал ее разделывать. Стеша сказала:
— Дай, это сделаю я…
— Нет, — ответил он, — ты у меня в гостях.
Он почистил рыбу, нарезал ее и стал жарить на палочках, прямо на огне.
Она ела рыбу, пахнущую дымком, горячую, с хрустящей корочкой и розоватым мясом, и поглядывала на него. Он тоже ел. И она подумала, что он очень красиво ест. Стеша хотела, чтобы мальчишки ее умели есть так же — неторопливо, скупо двигая челюстями, словно ожидая, когда поест женщина.
Он тоже все время следил за ней. Для этого ему достаточно было изредка поглядывать на нее. И потом он уже знал, что делает она. Он не думал ни об океане, ни о чужой машине. Он думал об этой женщине.
Им стало жарко. Он расстелил плащ-палатку, выбрав место, где галька была мелкой, снял свою робу и сказал:
— Ты сними тужурку…
Стеша сияла тужурку и осталась в одной серенькой кофточке с короткими рукавами.
Руки у нее были смуглыми и тонкими, и шея была смуглой и тонкой. «Откуда она такая?» — с нежностью думал он. Ему вспомнилось давнее: первый год жизни с ней. Это было зимой, в Сибири. Они приехали к его родителям. Отец, лысый и высокий, широкий в кости, неторопливый старик, сам встречал молодых на станции с кошевкой. В кошевке были сено и тулуп.