Идущие сквозь миры
Шрифт:
Едва ли не хуже всего было то, что из-за нашей ангронской эпопеи мы оказались вдалеке от рассчитанных маршрутов, не имея возможности быстро вернуться на них.
По прикидкам, нам предстоял долгий, очень долгий, кружной путь сквозь множество континуумов, который, вполне вероятно, продлится не один год.
Приходило на ум и другое. Мы уже не раз избегали большой беды лишь чудом, причем с каждым разом неприятности становились все серьезнее и серьезнее.
Вначале бандиты, потом тюрьма, куда попали наш капитан и ее подруга (и виселица, от которой мы их спасли в последний момент). И наконец, авария реактора на таххарской машине: случай, между прочим, редчайший — техника у них была хоть и не самая совершенная, но довольно надежная.
Может статься, что упоминавшаяся в легендах торговцев способность изделий Древнейших каким-то образом притягивать зло к их обладателям в чем-то соответствует истине?
Что еще нас ждет впереди, если это хотя бы отчасти правда?
Итак, мы отдыхали, отъедались и предавались не очень веселым размышлениям.
А потом случилось то, чего никто не ожидал, — Мидара влюбилась. И чувства ее зажгла не какая-нибудь темнокожая красотка с янтарными глазами, как можно было ожидать, а представитель противоположного пола.
Познакомившись с ним на одном из местных праздников, куда забрела случайно, она уже через десять дней переселилась в его дом, а еще через неделю сообщила нам, что остается здесь.
Мы сидели на лавочке перед бамбуковым бунгало, ставшим нашим временным приютом, беседовали о том о сем, и вдруг я услышал от нее слова о том, что она выходит замуж и намерена прожить свою жизнь именно здесь.
Известие это было настолько неожиданным, что я просто не знал, как мне на эту новость реагировать. Минуты две я просто молча сидел и смотрел куда-то мимо нее, не зная, что сказать.
Мидара истолковала мое молчание как осуждающее, а может, просто захотела объясниться — в конце концов, мы с ней были не совсем уж чужими людьми.
Она говорила много и долго. Говорила, что ей смертельно надоело идти через миры, что она сыта по горло драками и тюрьмами, что ей скоро тридцать лет и она забыла, что такое нормальная жизнь, что нашла наконец любовь и не может от нее отказаться…
А потом вновь замолчала и спустя время заговорила уже совсем другим тоном — доверительным и мягким:
— Ты знаешь, у меня такое чувство… ну, что я вернулась домой, откуда ушла в детстве… Знаешь, Василий, — задумчиво продолжила она, — мне от тебя что-то скрывать смысла нет. Мужчины никогда не занимали в моей жизни много места, но я считала, что неплохо разбираюсь в искусстве любви между разными полами. Но только теперь я поняла, что значит быть женщиной. — Она с нежностью улыбнулась, прикрыв глаза. — И мне очень хочется родить ему детей. Чем больше, тем лучше. — Она опять улыбнулась, легко и радостно.
Я не видел ее такой никогда. Видел веселой, видел злой, видел печальной, знал ее сухой и целеустремленной и даже содрогающейся в пароксизме страсти. Но теперь…
Это уже не была прежняя Мидара Акар. Не та женщина, что на моих глазах хладнокровно оскопила пленного бандита, не та, что была готова прикончить Файтах за сказанное не к месту слово.
Просто… обычная женщина, которой еще не исполнилось тридцати, в меру симпатичная и с хорошей фигурой. Из нее ушло то, что было неотъемлемой чертой «нашей» Мидары. Или… именно такова была наш капитан на самом деле, в глубине своей души?
Я вдруг понял, в чем дело.
Мидара впервые выглядела счастливым человеком. Да, как странно…
И уже не первый раз меня посетило сомнение. Не стремлюсь ли я к изначально недостижимому?
Пусть я даже вернусь домой — а там, может быть, уже все по-другому.
А кроме того, измениться мог не только мой мир. Изменился я сам. Смогу ли я жить как раньше, я — повидавший и перенесший столько? Будет ли там, в моем относительно благополучном мирке, место мне нынешнему? Смогу ли я пусть и не стать таким, каким был до… но хотя бы жить прежней жизнью? Может быть, мне тоже надо подумать — пусть только подумать для начала — о поиске мира, что сможет быть мне домом?
Мидара
Насколько я поняла, от меня никто не ожидал такого.
Да и я сама не ожидала от себя этого.
Я оставила свою мечту. Не предала — оставила. Сделала то, что не сделала ради Тцара и его богатств и всего, что мог дать мне его мир.
Почему? Великая Луна и все боги!! Разве могут сказать люди, почему душа их велит делать так, а не иначе?
Мир, который я видела в священном сне, не совсем тот, который я вижу вокруг.
Хотя и очень похож. Но даже если бы он не был похож ни капли, меня бы это не остановило.
Просто… Просто меня еще никто не любил, как полюбили сейчас.
Я встретила его случайно, на одном из местных праздников в честь какого-то священного цветка.
Суть этого праздника я не очень понимала, но он был очень важен для жителей острова, где мы остановились и где нас тепло и приветливо приняли и приютили, не требуя, кстати, платы ни за еду, ни за кров. И оставаться в стороне от общего торжества было бы в этой ситуации просто свинством.
Вокруг горели огни — костры и факелы, — в ночи слышались звуки флейты и гитары, веселые песни, славящие жизнь, любовь и море.
Вдруг кто-то осторожно тронул меня за руку.
Позади меня стоял высокий молодой островитянин. Одет он был, как обычно ходили тут все, — короткие штаны, сандалии, прикрывающая плечи накидка.
На груди висела серая жемчужина на виссоновом шнуре, а темные волосы украшала гирлянда из цветов.
— Простите, мне показалось, вам одиноко, а в такой день большой грех оставить кого-то грустить в одиночестве и не поделиться радостью, — робко произнес он.
Я почувствовала себя неожиданно растроганной.