Идущий
Шрифт:
— Останетесь здесь. Следите за домом. Если из него кто–то выйдет, женщина или мужчина, кто угодно, проследите за ним. Мы — у восточных ворот. Что–то разнюхаете, один из вас скачет к нам. Если нас там нет, ждите. Хватайте любого ребёнка, хоть чем–то соответствующего нужному описанию. Всё ясно?
Камень и Шрам одновременно кивнули. Гурин обернулся к Булоху.
— Давай к восточным воротам.
Дини смотрел на этот мир сквозь паутину не желавших разлепиться век.
Голоса в доме. Приглушённые, но в них —
В течение одного вечера, долгого вечера, он вылечил четверых человек. Причём трое из них были в безнадёжном положении. Он выпотрошил себя, помогая этим людям. Единственное, что позволило ему выдержать — здесь его проводили из дома в дом, и ему не пришлось полагаться на своё чутьё, отыскивая тех, кто нуждался в его даре. И всё–таки мальчик форсировал собственную помощь. Казалось, он отдавал дань за то, что так быстро покинул несколько предыдущих городов.
Последней вчера была девочка. У неё жутко заплыл глаз, и, хотя это не грозило смертельным исходом и заняло немного времени, Дини провалился в беспамятство прямо возле своей маленькой пациентки. Этого не случалось уже много дней. Он окреп, и даже люди при смерти, которых он оттаскивал от роковой черты часами, не вызывали у него прежних последствий.
Сейчас, лёжа в кровати, укрытый до подбородка, Дини не мог вспомнить, как вчера всё закончилось. Несмотря на тепло, уют этого дома, он чувствовал некую тревогу, прятавшуюся на дне сознания плохо различимой тиной. Эта тревога выталкивала мальчика из нескончаемого благословенного сна, заставляла открыть глаза, дёргала его маленьким, непоседливым щенком, требовавшим внимания. Дини осязал её, но где–то под стремлением последовать её зову, шевелилось понимание того, что собственное тело взбунтуется, не позволив одолеть и одного квартала, не то, что покинуть город.
Лишь, когда в самом доме нарушилась тишина, мальчик оказался ближе к бодрствованию, нежели к забытью. Тем не менее, он не понимал, о чём говорят люди за дверью.
Его кто–то потормошил. Дини приоткрыл глаза. Он узнал хозяев, мужчину и женщину средних лет, внешне чем–то похожих друг на друга, как если бы они приходились братом и сестрой. Рядом стояла ещё одна женщина, помоложе, её лицо показалось Дини смутно знакомым. С задержкой он вспомнил, что именно она привела его сюда. После того, как Дини вылечил её собственную дочь. К ней же его привёл сутулый худощавый мужчина, приходившийся ей родственником. У него Дини вылечил жену.
Лица взрослых выдавали сильнейшее беспокойство.
— Дини, — заговорил мужчина. — Твой отец служит в воинах Правителя?
Мальчик слабо покачал головой.
— Мой отец погиб. Он был крестьянином. Ещё он учил детей в нашей деревне.
Мужчина переглянулся с пришедшей в его дом женщиной. Та выдохнула:
— Я так и знала, что они солгали.
Мужчина нахмурился.
— Ты уверена, что они тебе поверили?
— Да, они поскакали к выходу из города.
— Поскакали вдвоём?
— Да, вдвоём.
— Ты же говорила, сначала тебе показалось, их было больше.
Женщина растерялась. Она стала оглядываться, как будто искала какую–то вещицу. Мужчина добавил:
— У твоего дома они были без коней, затем, ты говоришь, они ускакали. Кто–то, наверное, оставался с лошадьми, пока они с тобой говорили. Их точно было двое?
Его жена запричитала:
— О, Небо, Небо! Мне страшно, милый. Зачем им этот ребёнок?
— Значит, понадобился Правителю.
— Может, мальчику лучше уйти из города?
— Он ведь измучен, ты же видишь. Он не сможет идти.
Их гостья по–прежнему растерянно молчала. У мужчины вырвалось глухое проклятье. Его жена неуверенно предложила:
— Пусть тогда побудет у нас, пока его ищут.
Муж хотел что–то сказать, но вместо этого поспешил к окнам, выходящим на улицу. Дини приподнял голову и увидел через открытую дверь мужчину в передней комнате. Мальчик окончательно вышел из сна, но усталость, казалось, ничуть не поблекла. Её бесплотная плита подтачивалась лишь отсутствием непосредственной угрозы.
Мужчина неожиданно вздрогнул и отступил от окна. Его жена ойкнула, прикрыв лицо ладонями, гостья поспешила к окну. Мужчина резко оттащил её в сторону.
— Не подходи!
Женщина успела заметить на улице двух человек в бордовых плащах. Они держали под уздцы лошадей и шептались друг с другом, посматривая на окна дома.
— Это они? — прошептал мужчина, как будто опасался, что люди вне дома его услышат.
— Кажется…нет.
— Неужели за тобой кто–то следил?
В следующую секунду послышался конский галоп. Мужчина осторожно выглянул в другое окно. Один из двоих ускакал прочь, другой, поглядывая на окна, медленно сместился в сторону и выпал из поля зрения.
С востока к городу подступал лес, и Драго устроился так, что, оставаясь невидимым, наблюдал Восточные ворота и каждого, выходящего из них человека.
Теперь он знал мальчика в лицо, и если тот по–прежнему двигается в восточном направлении, Драго обязательно его увидит. Наблюдение могло затянуться на несколько дней, но монаха это не особенно беспокоило. Он выдержит и неделю. Единственное, он не предполагал, сколько ему так лежать, прежде чем станет ясно, что мальчик избрал иное направление.
Ещё монаха беспокоили события в Фалии, странная реакция связного на известие о летучей мыши. Признаться, летучая мышь беспокоила и самого Драго. Если он поймает ребёнка, ему придёться идти с ним не одну ночь. Конечно, он выдержит без сна много суток и не позволит твари присосаться к его телу и выпить кровь, смертельно его ослабив. Однако летучая мышь вела себя противоестественно для представителей своего вида, и кто знает, что ещё имеется у неё в запасе. Слова Уэша о Пророчестве ещё сильнее запутали ситуацию со странным покровителем ребёнка.