Идя сквозь огонь
Шрифт:
— И сие подвигло тебя стать людоловом?
— А чем я еще мог добывать себе пропитание после того как меня выгнали из общины? У таких, как я, земля горит под ногами. Ни в одном селении на Украйне не дадут осесть малому с разорванным ухом и ожогом на макушке!
Поневоле пришлось искать промысел в других местах: в Польше да на Литве. Носило меня по всей Унии, как носит ветром перекати-поле! К кому только на службу ни нанимался.
Магнатам по сердцу пришлись мои казачьи навыки тихо подкрадываться к жертве. Однако
— Молвишь, чью-то невесту?! — нахмурился Дмитрий. — И по чьему наказу ты похитил из Самбора княжну Корибут?
Пленник молчал, потупив взор в землю. Он не верил, что, узнав место заточения девушки, боярин сохранит ему жизнь.
— Чего умолк? — встряхнул Ловчего за плечо Газда. — Начал каяться, так уж кайся до конца!
— Кто сказал, что я каюсь? — презрительно усмехнулся тать. — То, что я излил свою боль, не значит, что я вам поведаю, куда отвез княжну!..
— Тогда мы сунем тебя головой в костер! — подытожил Харальд. — Ну-ка, Петр, подкинь сучьев, а то что-то жару мало!
— С радостью! — процедил сквозь зубы казак, бросая в огонь охапку хвороста.
— Да погодите вы оба! — отрезвил приятелей Бутурлин. — Я так не желаю!..
— И нам сие не по нраву! — вздохнул датчанин. — Однако тать не оставил нам, иного выхода!
— Выход есть, всегда! — убежденно заявил Дмитрий. — Уразумей меня, Ловчий! Ты украл дорогого мне человека и отдал злодеям!
Люди, велевшие тебе похитить княжну, явно не желали ей, добра! И беды, кои станутся с Эвой, будут на твоей совести! Сколь бы ни зачерствела твоя душа, я не верю, что в ней нет сострадания к невиновным!
Тебе довелось испытать много боли, но сие не значит, что и ты должен причинять боль другим. У каждого есть выбор: нести зло в мир или же препятствовать ему…
Вины Эвы в твоих бедствиях нет. Так почему она должна платить, за чужие грехи? Ответь мне!..
И вот еще о чем подумай. Мы можем у тебя пыткой вырвать признание, куда ты отвез княжну. Но я не хочу уподобляться туркам, силой обратившим тебя в свою Веру, и односельчанам, изгнавшим тебя с отчей земли.
Если в твоем сердце теплится искра божеской любви, ты поможешь мне найти Эву и вырвать ее из рук лиходеев!..
Ловчий молчал, задумчиво глядя на тлеющие угли. Он был готов к пыткам, но сказанные Дмитрием слова укололи его больнее, чем страдания плоти.
Впервые за годы плена и скитаний на чужбине кто-то взывал к его совести, а не к страху. В заскорузлой душе татя проснулось и заворочалось чувство вины, казалось, забытое им навсегда…
— Что притих? — встряхнул пленника Газда. — Али не расслышал сказанное боярином?
— Так уж и быть… — выдавил из себя Ловчий, впервые взглянув в глаза московиту. — Но сперва поклянись, боярин, что по возвращении
— Бога и душу ставлю в свидетели, что отпущу тебя с миром, если поможешь вызволить Эву из плена! — клятвенно заявил Дмитрий.
— Считай, что я тебе поверил! — молвил наконец тать. — Но помни: нарушишь клятву — гореть тебе в аду! Княжну я похитил по наказу младшего Радзивила!
После событий, произошедших в Поганине, Надира не знала, радоваться ей или горевать. С одной стороны, ее чудесное спасение от убийц подтверждало покровительство Аллаха, с другой, ненавистный московит вновь сумел избежать кары.
Расправившись с шайкой Дерябы, мстительница укрылась с луком в развалинах ратуши, ожидая появления из замковых ворот Бутурлина. Но чаяниям девушки не суждено было сбыться…
С рассветом в городе пробудилась жизнь. Первыми на сонные улицы вышли метельщики, убирающие следы ночных драк и гуляний, за ними потянулись ремесленники, спешившие занять свои места в лавках и торговых рядах.
С замиранием сердца Надира ждала мига, когда убийца Валибея окажется у нее на прицеле. Но время шло, а Бутурлин не спешил покидать цитадель Воеводы.
Прождав так несколько часов, мстительница покинула свое укрытие и двинулась к воротам замка. Чутье ей подсказывало, что московит намерен долго гостить у городского Владыки.
Единственное, что оставалось Надире, — это выманить боярина хитростью из цитадели. В том ей должно было помочь знание русского языка.
С младых лет ходившая в набеги на московские рубежи, Надира сносно владела речью неверных и при нужде могла поддержать с ними беседу. Посему она решила сказаться гонцом, посланным к Бутурлину Московским Владыкой.
Облаченная в мужское платье, не выдающее в ней татарку, со спрятанными под дорожный башлык волосами, она вполне могла сойти за юного московского боярина или дворянина…
— Эй, воины! — обратилась она по-русски к двум полякам с алебардами, стоявшим на страже крепостных ворот. — Я ищу боярина Бутурлина. Сказывают, он в замке вашего Воеводы!
— Может, и в замке! — ответил за них старший страж Марек, как раз выезжавший по службе из цитадели. — А ты что за птица, коли вопрошаешь о Бутурлине?
— Гонец Московского Государя, боярский сын Василий! — сходу придумала себе имя Надира. — Великий Князь кличет Бутурлина на Москву!
— Могу лишь посочувствовать Московскому Князю! — усмехнулся, надкусывая спелое яблоко, Марек, — Ты опоздал, гонец! Бутурлин уже покинул Поганин!
— Как давно?.. — упавшим голосом вопросила его дочь Валибея.
— Почитай, еще затемно… — ответил стражник. — Воевода уговаривал его погостить чуток, но боярин был непреклонен…
— Куда, куда он направился?! — выкрикнула раздосадованная новой каверзой московита Надира. — Говори же!