Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
– Я поднимусь, - сказал Мэтт.
– Нет!
Слово выскочило без мысли. Она тут же беззвучно сделала себе выговор: ну и кто же сейчас верит в баньши под кроватью?
– Ночью я испугался - и человек умер. Теперь я иду наверх.
– Мистер Берк...
Она они перешли на полушепот. Может быть, наверху все же кто-то есть? Грабитель?
– Говори, - попросил Мэтт.
– Когда я пойду - продолжай разговаривать. О чем хочешь.
И не дав ей времени спорить, он встал и вышел.
Быстрая смена событий
Она спохватилась и начала: "Мы с Беном собирались в воскресенье в кино в Камдене - знаете, городок, где снимали "Пэйтона", но теперь, боюсь, придется подождать. Там такая замечательная церквушка..."
Оказалось, она может говорить так без конца, причем вполне разумно. Голова ее не затуманилась от разговоров о вампирах - это спинной мозг, гораздо более древняя сеть нервных узлов, посылал волнами темный ужас.
Этот подъем по лестнице оказался самой трудной вещью, которую пришлось делать в жизни Мэтту Берку. До сегодняшнего вечера он не знал, что все детские страхи - те страхи, которые охватывали его, восьмилетнего, когда он проходил один вечером мимо руин методистской церкви, воображая внутри змееглазых чудовищ; те страхи, которые превращали скомканное одеяло на кроватке трехлетнего мальчика в темный призрак, - все они не умерли, а только отложены до случая.
Он не включил свет. Он медленно шагал со ступеньки на ступеньку, пропустив шестую, скрипящую. Он держался за распятие, и пальцы его так вспотели, что оно выскальзывало.
Неслышно ступая, он прошел через холл. Дверь гостевой комнаты была приотворена. Он оставлял ее закрытой. Снизу неразборчивым бормотанием доносился голос Сьюзен.
Он встал перед дверью. "Вот она - основа всех человеческих страхов, подумал он.
– Закрытая дверь, которая открывается сама".
Он двинулся вперед и толчком распахнул ее.
Майк Райсон лежал на кровати.
Лунный свет лился в окно, превращая комнату в лагуну снов. Мэтт затряс головой. Ему показалось, что он вернулся назад во времени и нужно пойти вниз позвать Бена, потому что Бен еще не в больнице...
Майк открыл глаза.
На секунду они сверкнули в лунном свете - серебро, обрамленное красным. Они были пусты, как вымытая доска. В них не светилось ни мысли, ни чувства. Водсворт сказал: "Глаза - окна души". Эти окна открывались в пустую комнату.
Майк сел, простыня свалилась с его груди, и Мэтт увидел крупные неровные швы - там, где медицинский эксперт или патолог маскировали результаты вскрытия, возможно, насвистывая за работой. Майк улыбнулся,
Очень отчетливо Майк произнес:
– Посмотри на меня.
Мэтт посмотрел. Да, глаза оставались непроницаемо черными. Но очень глубокими. В них легко было разглядеть свое отражение: маленькое, серебристое, медленно тонущее - и больше не имел значения весь мир, не имел значения страх...
Берк отступил назад и крикнул:
– Нет! Нет!
И выставил вперед распятие.
Чем бы ни был Майк Райсон, он зашипел, словно его облили горячей водой. Руки взметнулись, как будто защищаясь от ударов. Мэтт шагнул в комнату - Майк шагнул назад.
– Уходи, - гаркнул Мэтт.
– Я беру назад свое приглашение!
Райсон издал высокий дрожащий вопль, полный ненависти и боли. Шатаясь, он сделал четыре шага назад, наткнулся на подоконник и потерял равновесие.
– Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель.
Это упало в ночь спиной вперед, вскинув над головой руки, как ныряльщик, прыгающий с трамплина. Бледное тело блеснуло, как мрамор, жутко контрастируя с черными швами на животе.
Мэтт издал безумный стон и выглянул в окно. Там ничего не было, кроме посеребренной лунным светом ночи и танцующего в воздухе под окном облака пылинок. Они собрались, мерцая, в отвратительную человеческую форму, а потом рассеялись в пространстве.
Мэтт повернулся бежать - и вот тут-то его согнула боль, заполнившая грудь. Казалось, она поднималась по руке правильными пульсирующими волнами. Распятие закачалось перед глазами.
Он шагнул в холл, обхватив руками груди, прижимая правой цепочку распятия. Образ Майка Райсона, ныряющего в темный воздух, стоял перед его глазами.
– Мистер Берк!
– Мой доктор - Джеймс Коди, - проговорил он, не разжимая холодных, как снег, губ.
– Телефон в книжке. У меня, кажется, сердечный приступ.
И упал лицом вниз.
– Говорит доктор Коди.
– Это Сьюзен Нортон. Я в доме мистера Берка. У него сердечный приступ.
– У кого? У Мэтта Берка?
– Да. Он без сознания. Что мне...
– Вызовите "скорую". Номер в Кэмберлнленде 841-4000. Оставайтесь с ним. Укройте одеялом, но не двигайте с места. Вы поняли?
– Да.
– Я буду через двадцать минут.
– Можно...
Но телефон ответил короткими гудками.
Она вызвала "скорую", и снова осталась одна перед необходимостью подняться к нему.
Она смотрела на темную лестницу и сама удивлялась своей дрожи. Ей хотелось, чтобы ничего этого не произошло - не ради того, чтобы остался здоров ее старый учитель, а только чтобы не чувствовать тошнотворного ужаса. Ее неверие было полным - теперь она лишилась этой опоры и падала.