Иерусалим правит
Шрифт:
Я удивился. Я не верил, что он может так легко читать мои мысли.
Он поднял стакан и выпалил несколько строк из «Иерусалима» [226] — капитан всегда их напевал, будучи в хорошем настроении. Он отсалютовал мне.
— De profundis, accentibus laetis, cantate! [227] Вот мой девиз, Макс, дружище. Это — гимн моряка!
— Вы рады, что снова оказались близко к дому, а, капитан? Рады снова посетить свои старые убежища? — Я старался отвечать ему в тон.
226
«Иерусалим» — неофициальный гимн Англии на стихи Уильяма Блейка.
227
Из глубины, возвещая радость, пою! (лат.) — строка из поэмы Роберта Браунинга «Садовые фантазии» (англ. Garden Fancies), где он перефразирует начало псалма 129 (130), который в католичестве используется как отходная молитва.
— О,
После того как капитан удалился к себе в каюту, я долго стоял и размышлял о прискорбной справедливости этого последнего замечания.
Глава восьмая
— О, цветы дикой розы на зеленом лугу [229] , - неразборчиво напевал капитан Квелч, когда следил за ласкарами, которые носились взад-вперед по скользким камням.
228
Не совсем точная цитата из эпиграммы поэта и гуманиста Клемана Маро (1496–1544) «О себе». На русском языке известна как строка стихотворения Пушкина «Старик»: «Уж я не тот любовник страстный, кому дивился прежде свет». Дословный перевод: «Я уже не тот, кем был, и никогда не узнают, кем я был» (фр).
229
Слегка измененные строки баллады XIX века «Лилли Дейл», которые в этом виде появились в романе Джеймса Джойса «Портрет художника в юности» (пер. Марии Богословской-Бобровой).
Он собирался остановиться в стороне от порта и послать людей на берег на лихтере [230] , но французские власти приказали нам причалить. Ворча, наш капитан бросил якорь в дальнем конце длинного каменного мола. Он тянулся от старой гавани, изогнутый, как хоккейная клюшка, и поросший желтой травой. Новая гавань осталась по правому борту; она еще только строилась. За нашими маневрами наблюдали французские инженеры и арабы-чернорабочие. Касабланка припала к земле, потрепанная, ничем не примечательная медина [231] , окруженная полуразрушенными кирпичными стенами и поселками, обычными спутниками всех городов, возникших в результате экономического подъема, — от Клондайка до Сибири. Я увидел несколько невзрачных мечетей, лачуги с навесами, традиционные арабские плиточные дома, возведенные рядом с тщательно спланированными готическими особняками, деревянные детали которых деформировались так быстро, что сооружения приобрели странный, почти органический вид. Мне они напомнили мои самые причудливые декорации, а фон Штернберг что-то подобное потом имитировал в «Распутной императрице» [232] . Арабский двухэтажный дом с плоской крышей стоял напротив фантастического здания, украшенного лепниной, от которой уже отслаивалась краска — ничего иного и нельзя было ожидать при всем известном ветреном климате Касабланки. Тут и там стояли внушительных размеров ангары и официальные здания, выстроенные в обычном неприметном французском стиле XIX столетия — этот стиль в Париже кажется удивительно гармоничным, а во всех остальных местах — неприглядным и буржуазным. Кое-где встречались попытки подражать «мавританскому» стилю, но эти миниатюрные дворцы окутывала аура безумия, более свойственная каким-то южноамериканским задворкам. И еще попадались коммерческие сооружения, словно перенесенные сюда с натурной площадки на Гауэр-Галч.
230
Лихтер — грузовое несамоходное судно, разновидность баржи.
231
Медина — средневековый укрепленный город в странах Магриба.
232
«Распутная императрица» (1934) — фильм, снятый Джозефом фон Штернбергом по мотивам дневников Екатерины II. Костюмы и декорации, подчеркивающие нравы «дикой» Российской империи, а также поведение некоторых персонажей в фильме весьма гротескны и неправдоподобны.
Действительно, некоторые из них были настолько ненадежны, что любого плотника, построившего такие для «Метро-Голдвин-Майер», уволили бы за небрежность. И на эти жалкие псевдоевропейские и псевдоберберские постройки падали капли серого дождя, который отличался удивительным постоянством, возможным только рядом с Атлантикой: массивные влажные облака, иногда чуть темнее или чуть легче прежних, следовали друг за другом просто безжалостно, и сразу верилось, что такой дождь шел всегда и будет идти вечно.
— Снято! — воскликнул мистер Микс, присоединившись к нам на палубе. — Не ожидал, что в Африке окажется так чертовски сыро.
И все-таки свет не угасал в его глазах, когда он осматривал город, скрытый дымом и туманом, и толпы мокрых несчастных людей, создававших грязный хаос на узких улицах; от них исходил такой шум и запах, что Константинополь казался в сравнении с Касабланкой милым и уютным, как Кенсингтон. Помимо угольного дыма, масляного дыма, древесного дыма, мусорного дыма и навозного дыма, которые поднимаются над многими подобными портами, были еще и густое зловоние фосфатов от частных грузовиков, перевозивших минеральные удобрения, пары от древесного угля и от тысяч котлов с манной кашей, запахи свежей краски, мяты и кофе, промокшей от дождя грязной одежды и задыхавшихся ослов, верблюдов, лошадей и мулов, запахи угарного газа от автобусов и военных машин, запахи полусгнившей рыбы и убитых животных, запахи водорослей, выброшенных на скалы по левому борту, где полуголые мальчишки носились туда-сюда, убегая от седых бурунов и выпрашивая у нас мелочь (впрочем, они умолкли, когда заметили наших ласкаров). И все казалось таким мокрым от дождя, таким унылым от холода и облаков, что капитан Квелч мог только усмехнуться и ответить поэтически:
— Разве это немного не напоминает вам, Питерс, «Паддингтон вечно слезный» [233] ?
— Или Саммерстаун [234] , - сказал я, не желая разуверять мистера Микса, что я очень хорошо знаю Англию. Вдобавок прочитанного в книгах и услышанного от миссис Корнелиус было достаточно, чтобы я изучил Лондон настолько, что мне могли бы позавидовать многие уроженцы города.
— Ну, конечно, это не Вавилон. — Теперь мистер Микс выглядел почти смешным — он напоминал человека, знающего, что его как-то обманули в игре в кости, но не способного доказать обман. Негр наивно поинтересовался: — И повсюду так, капитан, сэр?
233
Блейк У. Иерусалим. Эманация Гиганта Альбиона. Глава I. Лист 12. Пер. Дмитрия Смирнова-Садовского.
234
Саммерстаун — район на юго-западе Лондона между боро Уэндсворт и Мертон.
— Африка как-то умеет придавать побережью наименее привлекательный вид, — наставительно заметил капитан Квелч. — Вот почему они продержались так долго. Никто не подозревал, какое богатство и какая красота скрыты внутри.
Он вел себя с мистером Миксом очень вежливо, но мне казалось, что бывалый моряк, подобно мне самому, чувствовал какое-то волнение. Мы с ним расстались с французскими властями не лучшим образом; теперь я полагался на свой американский паспорт, новое имя и новую карьеру, которые обеспечивали довольно надежное прикрытие, а на стороне капитана Квелча было только время. По его словам, он не появлялся в этом порту с 1913 года, когда командовал зарегистрированным в Триполи грузовым судном, направлявшимся в Марсель с опиумом для европейского рынка. Французы попытались захватить корабль.
— Я еще чувствую запах сушеной рыбы, в которой мы везли товар, — рассказывал капитан.
Он тогда опередил катера французских таможенников, но ему пришлось затопить груз в международных водах.
— Чертов марокканский еврей дал против меня показания, и объявления разослали по всем портам. Вряд ли они теперь смогут что-то раскопать, но всегда остается шанс, что какой-то бюрократ вспомнит мое имя, и они здесь используют треклятый Кодекс Наполеона! И можно, черт возьми, тут остаться навсегда! Однако l’univers est `a l’envers [235] , как любят говорить теперь. Большая война — огромная тень, в которой скрываются мелкие грехи, дружище. Этим многие из нас успешно воспользовались. — Оптимизм почти никогда не покидал его.
235
Вселенная перевернулась (фр.).
Оказалось, французские офицеры узнали, что мы американцы и входим в состав съемочной группы, и в результате решили, что все мы уроженцы США; они едва заглянули в паспорта и хотели только разузнать побольше о Чарли Чаплине и Констанс Толмедж. Когда французы выяснили, что наши женщины-звезды еще страдают от штормов зимней Атлантики, они любезно предложили любую возможную медицинскую помощь и свое гостеприимство. От второго предложения мы отказались, но услуги доктора с благодарностью приняли. Однако не было никакой возможности отказаться от приглашения на обед к майору Фроменталю, временному командующему гарнизоном. В семь часов в экипажах, которыми управляли одетые в форму местные жители, мы добрались до официальной резиденции. Она возвышалась над городом чуть в стороне от него — полумавританское-полуфранцузское сооружение, окруженное пальмами, привезенными из Австралии. Массивный, смуглый, волосатый великан, настоящий бретонец, Фроменталь говорил на превосходном английском, хотя мы обрадовались возможности побеседовать по-французски.
Фроменталь рассказал нам, что внутри страны возникли проблемы с повстанцами, которых возглавлял печально известный Абд эль-Крим [236] . В итоге в гарнизоне теперь недоставало личного состава. Я сказал, что высоко ценю маршала Лиоте [237] , стремление которого модернизировать Марокко, сохранив ключевые особенности страны, восхищало многих, даже тех, кто плохо относился к французской колониальной политике. Лиоте, добавил я, скоро наведет порядок у рифов. Фроменталь, в глазах которого сверкнули суровые искры, пробормотал в ответ, что на набережной Орсэ, в припадке мудрости, недавно отозвали Лиоте и заменили его Петеном, героем Вердена [238] .
236
Абд эль-Крим (также Абд эль-Керим, 1882–1963) — глава освободительной борьбы рифских племен против испанских и французских (с 1925 года) колонизаторов, которая получила название Рифской (Испано-франко-марокканской) войны 1921–1926 годов.
237
Луи Юбер Гонзалв Лиоте (также Лиотей, 1854–1934) — французский военачальник, маршал, известный участием в колониальных войнах в Индокитае и Марокко, в том числе в Рифской войне. Генерал-резидент Марокко (1912–1925).
238
Анри Филипп Бенони Омер Жозеф Петен (1856–1951) — французский военачальник, государственный деятель. Командовал армией в битве при Вердене (1916). В 1925–1926 годах возглавлял франко-испанские войска в Рифской войне.