Иерусалим
Шрифт:
— Нельзя оставлять их здесь, — сказал мальчик.
— Возьми деньги! — зло прикрикнул на него отец. Подобрав юбки, Сибилла выбралась из повозки.
Алис восседала на мешках с зерном, лежавших грудой за спиной возчика. Лицо её было залито слезами. Она крепко прижимала к себе Жоли, озираясь с таким видом, словно вокруг повозки бушевало пламя, подбираясь к самым бортам. Сибилла нашла свои башмаки, обулась и сняла с пояса кошелёк.
— Спасибо тебе, — сказала она. — Я никогда не забуду
Возчик что-то глумливо буркнул. Он не испытывал к ней ни капли почтения. С требовательным видом он протянул к Сибилле грязную широкую ладонь. Она говорила простолюдину, что она — королева Иерусалимская, но он ей явно не поверил.
Зато поверил мальчик. Он стоял возле волов, уставясь на неё круглыми глазами. Впрочем, он ведь видел, как Сибилла пришла к ним, разодетая в шелка и атлас; он слышал её рассказ, он уговорил отца привезти её сюда и добыл грубую сирийскую одежду, которую сейчас носила Сибилла.
Она положила серебро на ладонь возчика.
— Спасибо, — повторила она. — Ты можешь идти.
— Я могу идти! — передразнил её простолюдин, качая головой. — Я могу идти!
Сибилла помогла Алис спуститься с повозки; девушка крепко прижимала к себе Жоли, прикрывая лицо краем покрывала. Они были на задах караван-сарая, между жилым домом и конюшнями. Мальчик убежал в дом и вернулся с хозяином, кряжистым сирийцем в тюрбане, с закатанными до локтей рукавами.
— Что ещё такое? — Хозяин остро глянул на Сибиллу, на возчика, на повозку и обратился к возчику: — Кто эти женщины?
Возчик хохотнул:
— Вон та говорит...
— Я сама всё скажу, — перебила его Сибилла, одарив таким взглядом, что он сразу смолк и только сердито сверкал глазами. Она повернулась к сирийцу: — Мне нужна комната, отдельная комната для меня и моей подруги. Караван, идущий в Аскалон, ещё не останавливался здесь?
Хозяин покачал головой, поджимая губы; прищуренные глаза с хитрецой оглядывали её.
— Может, будет сегодня к вечеру, а то и завтра. — Он вытянул руку. — За комнату — три микеля.
Мальчик что-то хотел сказать, но отец грозно глянул на него. Сибилла поняла, что три микеля за комнату — цена непомерная. Развязав кошелёк, она вынула шесть серебряных монет и одну за другой положила их на ладонь хозяина.
Это подействовало; глаза сирийца полезли на лоб, пальцы поспешно сжались в кулак, и теперь он кланялся, льстиво провожая их к дверям и лопоча:
— Очень хорошая комната... если не понравится, только скажите... есть вино и пшеничный хлеб на ужин... мёд и виноград...
Сибилла спрятала кошелёк в рукав. Покуда у неё есть деньги, она — королева. Вслед за сирийцем она вошла в большой каменный дом, за ней следовала Алис с девочкой на руках.
— Сибилла, —
Сибилла пожала плечами. До сих пор всё шло неплохо.
Комната оказалась приличной, небольшой, но чистой, с каменным полом, кроватью и сундуком; везде лежали красно-чёрно-белые полосатые коврики местной работы, окно прикрыто занавеской. Ещё в комнате были деревянный табурет и бронзовый кувшин для воды. Денег у неё много; когда придёт караван, она оплатит проезд на троих.
— Как они могут нас найти? Мы уже далеко от Иерусалима; никто не узнает о нашем маршруте, покуда мы не доберёмся до Аскалона. Эти люди считают нас простолюдинками.
Это как раз её тяготило. Она чувствовала себя меньше, ниже, незначительней. Дело было вовсе не в одежде — наоборот, ей нравилось простое удобное платье, плотная ткань рукавов и юбки, да и простой платок хорошо лежал на голове.
Просто она всё время видела себя такой, какой представала перед глазами этих людей: не королева Иерусалимская, а беглая жена.
Жоли уложили на кровать; девочка быстро заснула, потные локоны её прилипли к щекам, красным, точно яблоки. Весь день её кормили хлебом, размоченным в молоке, и подбородок у неё был липким от подсохшего молока. Сибилла расстегнула ей платьице, чтобы девочке стало попрохладней.
— Пойди поищи для нас воды. Кувшин на сундуке.
Алис вскинула голову:
— Сибилла, я не могу пойти туда.
Сибилла рывком повернулась к ней:
— Алис! Это важно. Прекрати хныкать, пошевеливайся и займись делом, потому что за тебя никто его не сделает!
Глаза подруги расширились, моргнули, подбородок задрожал.
— Сибилла, я поверить не могу, что ты говоришь со мной таким тоном.
Она поднялась, взяла с сундука кувшин и вышла из комнаты.
Сибилла осторожно высвободила ручки дочери из рукавов новой одежды. Она боялась, что девочка, упаси Бог, заболевает. С болью в сердце Сибилла вдруг осознала, какой опасности она подвергла Жоли. И это она только что накричала на Алис, которая этого совсем не заслуживала — сколько бы она ни стенала и плакала, но всегда исполняла всё, что от неё требовалось.
Алис и сейчас выглядела куда благороднее, чем сама Сибилла. Женщина, сбежавшая от мужа. Она вновь станет королевой, едва доберётся до Аскалона. Сибилла тронула ладонью щёчку дочери, и Жоли беспокойно шевельнулась во сне, повернула голову и деловито зачмокала губами. Нет, она не больна, просто устала.
Алис вихрем ворвалась в комнату:
— Сибилла, тамплиеры!
— Что?!
— Они въезжают во двор. — Алис захлопнула дверь и бросилась к окну. — Двое только что вошли в дом! Что нам теперь делать?