Иерусалим
Шрифт:
— Камергер узнал его.
Ги разозлился. То, что она знает больше, чем он, похоже, оскорбило его.
— Сибилла, — сказал он, — не суй ты нос в эти дела. Так или иначе, тебе следовало бы вернуться в Яффу.
— Я не поеду в Яффу, — сказала она. Сибилла знала, что Ги не сможет помешать ей остаться: он был королём благодаря ей и нуждался в её присутствии.
Пришла Алис с девочкой и нянькой. При виде матери Жоли завизжала от радости. Сибилла опустилась на колени, протянула руки, и девочка бросилась в её объятия.
— Моя девочка! Моя маленькая Жоли!
Ги
— Мои женщины! — сказал он и поцеловал в щёку Сибиллу, потом дочь. Сибилла обвила рукой его шею.
— Пойдём с нами. Мы отправимся на сук в Нижнем Городе, посмотреть на жонглёров.
— Боже милостивый! — Ги резко высвободился. — С какой стати ты тащишь туда Жоли?
— В Нижнем Городе всегда есть на что посмотреть.
Он выпрямился.
— Я не желаю, чтобы ты появлялась в Нижнем Городе, — объявил он, направляясь к двери. Он сказал то, что хотел сказать, и теперь отправится на охоту, а Сибилла возьмёт Жоли в Нижний Город. Между ними существовало хрупкое равновесие — они сохраняли его тем, что каждый тянул в свою сторону. Ги позвал конюшего, который ждал в передней, вновь поцеловал Сибиллу и Жоли, попрощался и вышел.
— Он сердится, — сказала Алис.
— Вовсе нет, — отозвалась Сибилла. Жоли побежала в угол, где стояла лютня; девочка обожала перебирать струны и даже пыталась петь. Сибилла пошла вслед за дочерью.
— Скажи, чтобы накрывали ужин, хорошо, Алисетта?
Алис взмахом руки передала эту мелкую обязанность пажу.
— Когда мы поедем в Нижний Город?
— Позже. Всё равно до службы Девятого часа [25] там ничего не происходит.
Их будет сопровождать де Ридфор. Пришёл караван из Египта, с жонглёрами и кукольниками. А ещё на суке будет человек, с которым она должна увидеться.
25
То есть Нона, 3 часа пополудни.
Это тоже не понравилось бы Ги.
Он не сможет остановить её; он давно уже перестал и пытаться. Он привык к своей новой роли и сегодня, на публике, исполнил её неплохо. Он — меч Сибиллы. Сарацины скорее прислушаются к её разговорам о мире, если будут думать, что Ги вот-вот нападёт на них.
— Мама, гляди! — Жоли положила лютню на колени.
— Ну-ну, покажи мне, что ты умеешь.
Жоли звонко замолотила по струнам ладошками, выкрикивая пронзительным дрожащим голосом какую-то неразбериху, которая была так не похожа и одновременно похожа на настоящую песню, что Сибилла расхохоталась от души. Алис суетливо заспешила к девочке, строго выговаривая на ходу:
— Не так, глупая, совсем не так!
— Оставь её, — сказала Сибилла. — Займись вон этим.
Слуги принесли на подносах ужин; топот и шум наполнили комнату. Алис величественно направилась к слугам; подобно Ги, она обожала отдавать приказы. Сибилла села спиной ко всей этой суматохе и улыбнулась дочери:
— Сыграй ещё, Жоли.
В полумраке в тёплой тишине Али сказал:
— Пойдём
Стефан пробормотал что-то неразборчивое. Он сел на постели, потянулся, изогнувшись всем телом и раскинув руки. Али упёрся ладонями в грудь рыцаря, толкнул его на постель и прижался головой к его груди, вслушиваясь в стук сердца.
— Пойдём со мной, — повторил он.
Стефан запустил пальцы в его волосы.
— О чём ты?
— Поезжай со мной в Дамаск и поселись там. Со мной. Разве могу я сказать это более ясно? Чего ты не понял?
Рука Стефана гладила его волосы, воспламеняя каждую его жилку.
— Я не понимаю, как ты вообще мог об этом заговорить.
— Айая-а! — Али сердито оттолкнул его и лёг на спину. — Какое это имеет значение? Мой дядя хочет уничтожить вас, Стефан. Весь Орден, всё королевство — всех.
— Что ж, как говорит Святой — пусть попробует. — Стефан перекатился на бок, подпёр рукой голову. Они отыскали эту комнатку в дальнем углу дворца; в высоких окнах за кроватью белело вечернее небо. Али не удержался от искушения коснуться Стефана. Он протянул руку и положил ладонь на его живот.
— Ты рискуешь, приходя сюда?
— Быть может. Не пытайся спасать меня. Я таков, каков есть, ты тоже, вот и всё. Но, несмотря ни на что, мы здесь, вместе. Неужели тебя это не радует? Неужели тебе этого недостаточно? Потому что, Али, это всё, что может у нас быть.
— Нет, — сказал Али. — Ты слишком наивен, Стефан. Для меня это больше, чем простая похоть. И я не могу больше так жить. Я не могу быть одновременно твоим любовником и врагом.
— Приезжай в Иерусалим, — сказал Стефан. — Стань тамплиером.
— Не говори глупостей, — сказал Али.
— Это шутка.
— Разумеется. Но я говорю серьёзно. Я не хочу, чтобы дальше так продолжалось. Я люблю тебя, Стефан. С последней нашей встречи я всё время думал о тебе. Я проявил чудеса изобретательности, чтобы вернуться в Иерусалим и увидеться с тобой. Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Чтобы ты остался со мной в Дамаске, насовсем.
Стефан слушал с неподвижным лицом:
— Или?..
— Или между нами всё кончено.
Мгновение Стефан молчал и не шевелился, но потом овладел собой. Соскользнув с кровати, он нагнулся за одеждой.
— Куда ты? — спросил Али.
— Ухожу.
— Будь ты проклят! — с сердцем сказал Али. — Почему ты так поступаешь со мной?
— Я? — переспросил Стефан, натягивая штаны. — Я ничего не сделал. То, что я считал шуткой, ты говорил всерьёз. Ты сам всё решил, Али. Прощай.
Он натянул рубаху и вышел.
— Стефан! — крикнул Али.
Ответа не было. Приоткрытая дверь покачивалась на петлях. За ней был виден сад. Стефан, видимо, направился к стене на задах дворца. Али уронил голову на постель и плотно закрыл глаза.
После вечерни в трапезной накрывали к ужину. По звону колоколов рыцари гуськом вошли в зал и, выстроившись вдоль стен, со склонёнными головами выслушали слова священника, восхвалявшего Господа. Колокол прозвенел снова, рыцари разом расселись на скамьях, и внесли еду.