Иерусалим
Шрифт:
Собрание закончилось, и тамплиеры гуськом направились к выходу. Де Ридфор рассчитал время и сумел оказаться у двери одновременно с Раннульфом.
— Ты мне заплатишь за это, — прошипел он.
Раннульф лишь рассмеялся ему в лицо и шагнул за порог трапезной. Во дворе его поджидал Стефан л'Эль с лошадьми. Де Ридфор смотрел им вслед, и во рту у него пересохло. Уверенность Раннульфа пугала его. Во всём этом есть нечто, чего он не знает, и он не посмеет ничего предпринять против Раннульфа, пока не выяснит, в чём дело. Двое рыцарей уже скакали по мощёным плитам, направляясь к воротам
ГЛАВА 27
— Превосходная работа, — сказала Агнес. — Твой отец гордился бы тобой.
Прикрыв глаза ладонью, она смотрела на фронтон часовни, стоявшей среди тёмных кипров Масличной Горы.
— Статуи просто великолепны.
— Помню, я приходила сюда ещё ребёнком, — сказала Сибилла. — Когда стояли одни только стены. Я всё боялась, что младенца Иисуса намочит дождь.
Алис, стоявшая рядом с ней, засмеялась.
Выстроенная из розового камня, в новом французском стиле, часовня казалась больше, чем была на самом деле. Начал её строить ещё отец Сибиллы, брат продолжил строительство; теперь Сибилла завершала его, получая от этого занятия огромное удовольствие. Вот он, думала она, настоящий труд королей.
Портик часовни прятался под заострёнными арками; над ними в камне была череда ниш. Позднее в этих нишах встанут статуи. Первая уже была на месте — архангел с мечом и злобный поверженный дьявол у его ног. От изгиба крыльев до кончика меча ангел был безупречным воплощением силы, в то время как дьявол был расплющен, словно лягушка, лицо искажено, язык высунут наружу.
— Вот красивая статуя, — заметила мать.
— Ангел напоминает мне де Ридфора, — сказала Сибилла.
Мать засмеялась:
— О да, верно. То-то он был бы счастлив, если б узнал.
«Но дьявол, — подумала Сибилла, — напоминает мне Раннульфа».
Она опустила глаза. Вдоль портика, в клубах белой пыли рабочие поднимали леса, чтобы поместить на место в нише следующую статую. Это был молящийся пилигрим, который склонил голову над сложенными для молитвы руками.
За спиной Сибиллы разнёсся пронзительный визг:
— Мама!
Она обернулась, и на сердце у неё посветлело: через двор, заваленный грудами камня и брёвен, ковыляла к ней дочь.
— Мама, вот!
Спутанные кудри Жоли блестели как золото, грязное личико сияло. В ладонях она несла пригоршню хорошеньких камушков; Сибилла склонилась над ними, восторгаясь каждым по отдельности. Подняв голову, она увидела, что по двору к ней идёт Ги. Он улыбался; лицо его было лицом взрослого ребёнка. Сибилла помахала ему рукой и подняла Жоли на руки.
— Баба, — сказала Жоли и протянула бабушке замурзанные ладошки со своими сокровищами.
— Знаешь, — сказала Агнес, — они перевезли бедного Бодинета в Акру.
Ги
— Недурно, — заметил он. — Статуи весьма милы.
Он говорил так из вежливости: подобные вещи его не интересовали. Взгляд его тотчас обратился в сторону Иерусалима, на гору напротив. Сибилла обещала утром поехать с ним на охоту, чтобы можно было весь сегодняшний день посвятить часовне.
— Как я уже сказала, Бодинет в Акре, и я собираюсь навестить его. Я думала, может быть, ты захочешь поехать со мной.
— Я? — переспросила Сибилла, застигнутая врасплох.
Ги повернул к ним голову:
— Акра? Разве там не хозяйничает Триполи? Она не может ехать туда.
— Король болен, — сказала Агнес. — Может, даже очень болен.
Сибилла обернулась, взглядом подозвала Алис и передала ей Жоли.
— Всё равно она не может поехать в Акру, — сказал Ги. — Я ей запрещаю. — Он произнёс эти слова важным голосом, исходившим, казалось, из самого нутра.
Сибилла глянула на мать; их взгляды встретились, и по этому невидимому мостику пробежало невысказанное послание.
— Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказала она вслух. Агнес улыбнулась дочери:
— Да, пожалуй, пора.
В Акре король жил во дворце, называвшемся Борегар, в северной части города. Агнес направилась туда вместе с графом Триполи, который как раз гостил в городе, и знакомым лекарем, знаменитым евреем, которого называли Филиппом из Акры.
Дворец охранялся строго, словно во время войны; у каждой двери, у каждых ворот их останавливали. Наконец они прошли в сад на задах дворца. Здесь их остановил ещё один стражник, на сей раз тамплиер с медно-рыжей бородой, который не позволил им пройти дальше, но послал сообщить об их прибытии.
Внук прибежал быстро, лицо его сияло.
— Бабушка!
Он подошёл к рыжебородому рыцарю и взял его за руку.
— Бабушка, это мой друг Мыш. Он рыцарь-тамплиер, он очень храбрый и замечательный.
Агнес подняла глаза на рыцаря:
— Рада нашей встрече, сэр Мыш. Что за лестные похвалы!
Рыцарь улыбнулся ей. У него были синие глаза, и держался он с подкупающим изяществом.
— Благодарю, госпожа моя, — сказал он. — Королю нравится восхвалять меня.
Король, по сути, висел на его руке, и рыцарь стоически терпел такое обращение.
Из сада подошёл ещё один тамплиер, и мальчик мельком глянул на него.
— А это Святой. Он командир моих телохранителей.
Второй рыцарь не обладал изящными манерами первого. Он уставился себе под ноги и что-то пробормотал. Тут в разговор вступил Триполи, обратившись ко второму тамплиеру:
— Я посылал за тобой ещё месяц назад. Ты так и не явился.
— Моя обязанность — охранять короля, — сказал черноволосый рыцарь. — Я сказал, что появлюсь, когда сумею. — В голосе его прозвучало раздражение. У него были угольно-чёрные волосы и борода, а одежда выглядела так, словно он в ней спал. Агнес заметила, что этот рыцарь нравится её внуку гораздо меньше первого; когда черноволосый рыцарь заговорил, мальчик заметно притих и подвинулся ближе к рыжему Мышу.