Иго любви
Шрифт:
— Быть по-твоему! — говорит он, больно прижимая ее к груди. — Никогда жениться не думал. Люблю свободу… Но с судьбой не поспоришь. Жить без тебя не могу!.. Назначай сама день свадьбы… Меня в Казани ждут…
О, какое жгучее, опьяняющее счастье…
Надежда Васильевна сияет. Непосредственная, импульсивная, страстная, она совсем не умеет скрыть своих чувств. Лицо ее выдает ее тайну. Когда она говорит с Садовниковым,
Мосолов насторожился. Все эти три дня он кутил с купцами. Перед спектаклем его обливали холодной водой. Его нежное лицо распухло. Надежде Васильевне противно на него глядеть.
А тут, как нарочно, опять идет водевиль Ножка. Мосолов в роли сапожника Родеснимает мерку с ноги Нероновой, играющей его жену — Лизу. Он так сильно на этот раз жмет красивую, маленькую ножку артистки, что та, забывшись, чуть не вскрикивает… Потом кровь кидается ей в лицо. Он видит ее сверкающий, гневный взгляд.
За кулисами она оборачивается к нему враждебная, неприступная.
— Как вы смеете так забываться?! Кто я такая?.. Арфянка?.. Вы забыли, что сцена — не трактир?
— Прошу вашей руки, — мрачно и твердо говорит Мосолов.
Она на мгновение теряет способность говорить.
— Что?.. Что такое?
— Прошу вашей руки… потому что… не могу жить без вас…
— Это и видно! — враждебно перебивает она. — Три дня кутить с арфянками… Хороша любовь!
— Это с горя… Дайте мне надежду, и я стану другим человеком…
Есть что-то в его голосе, отчего смягчается ее сердце.
— Я люблю другого, Сашенька, — просто и искренне отвечает она. — А в вашу любовь не верю…
— Надя… Скоро ты? Я ухожу, — раздается позади повелительный голос.
Вздрогнув, она бежит к уборной.
Режиссер, проходя через сцену, где рабочие убирают декорации, видит какую-то мужскую фигуру. Упершись лбом в стену, закрыв лицо руками, фигура стоит неподвижно. По белокурым вьющимся волосам он узнает Мосолова.
Александр Иванович… Никак это вы?
Тот оборачивается. Режиссер видит воспаленный, мутный взгляд. Ему не по себе от этого взгляда. Можно ли было допустить, чтобы такой весельчак и сангвиник…
— Что мне теперь делать? — хриплым шепотом спрашивает Мосолов не то у него, не то у себя.
— Что такое? — Его убить?.. Себя убить?..
— Господи, помилуй!.. Александр Иванович… Вы до зеленого змия, миленький, допились…
— Вы их видели сейчас?..
— Кого??
— Вместе вышли… Он кликнул. А она, как собачка, за ним побежала…
— Ах, это вы вот о чем… Да ведь он женится на ней.
— Кто женится?.. Кто?..
— Ой, батюшки!.. Пустите руку-то… Вот сумасшедший!.. Я тут при чем?.. Сам Садовников мне нынче сказал: «Поздравьте меня… — говорит. — Женюсь на Наденьке… Скоро увезу ее от вас… Неустойку плачу…» Я, миленький мой, оторопел совсем… Подумайте, если…
Не дослушав его, Мосолов кидается к выходу.
Весь репертуар приходится изменить. Мосолов «закрутил».
Идет последняя репетиция Тартюфа.
Вдруг входит Мосолов, бледный; обрюзгший, но все-таки изящный, все-таки красивый. Все теперь знают о предстоящей свадьбе. Мосолова жалеют. Но никто не решается с ним заговорить. Он пьян. А во хмелю буен. Его боятся раздражать.
— Будете, что ли, играть в Любовном зелье? — спрашивает его режиссер самым мягким тоном.
— Не буду, — отвечает Мосолов, делая величественный жест. Он садится в сторонке, разваливается, заложив нога на ногу. Он громко говорит какие-то двусмысленности, мешая репетировать, паясничает, критикует вслух.
— Потише! — кидает ему Садовников, сверкнув глазами.
Но он не унимается. Все — словно на горячих угольях. Надежда Васильевна бледна, подавлена. В первый раз она догадывается, что за счастливым, легкомысленным смехом Мосолова скрывается кипучая, страстная натура. Она чувствует назревающий скандал, чувствует, нарастающую злобу Садовникова. Она рассеянна. Спала с тона. Все скомкала…
— Уберите вы его, или я отказываюсь играть! — злобно говорит Садовников антрепренеру.
Но Мосолов уже вскочил и выбежал за Надеждой Васильевной.
Он догоняет ее у двери уборной.
— Здравствуйте… Позвольте ручку!
— Сашенька, вы опять пьяны? — с кротким укором говорит она.
Раскачиваясь перед нею на каблуках, с мутным, воспаленным взглядом Мосолов цинично смеется.
— Эх, хороша Маша… да не наша…
Сзади шепчутся, хихикают рабочие. Шедшие мимо актеры останавливаются.
— Вы с ума сошли?
Она хватается за ручку двери, чтоб не упасть. Какие у него страшные глаза!
— Вы хоть кого с ума сведете… Зачем манили?.. Зачем обещали?..
— Что я вам обещала?.. Вы пьяны…
Она вся дрожит. Подбегает режиссер.
— Будет вам дурить, Александр Иванович, — осторожно обнимая Мосолова, просит он. — Уходите, Надежда Васильевна… Уходите скорей!
Но Мосолов с налившимися кровью глазами старается оттолкнуть режиссера.