Иголка в стоге сена
Шрифт:
…Да и с чего Митьке робеть перед Королем? Славой его Бог не обидел: в древности рода Бутурлины ни одной княжеской фамилии не уступят. Митькин дед Воеводой был на литовской границе, прадед тоже. Глядишь, и сам он дослужится до воеводской булавы!
— Не в одной родовитости дело, — поморщился Василий. — Княжна — наследница изрядной вотчины, если она пойдет замуж за Митьку, ее земли отойдут к Москве. Едва ли Король Польши захочет отдать Московии столь жирный кусок своих владений!
— Пожалуй… — нехотя согласился с приятелем Усов. — …Что же, выходит,
— Отчего же, спляшет, только невесту ему придется другую поискать!
— А мне и эта по нраву! — широко улыбнулся Орешников. — Она и ростом, и статью Митьке подходит. А давайте, братья, все вместе попросим Короля выдать дочь Корибута замуж за Митьку!
— Так он нас и послушает! — насмешливо скривил губы Булавин.
— Да погодите вы! — прервал спор Дмитрий. — Рано о свадьбе думать. Сперва нужно доказать Королю, что в гибели Корибута нет вины Москвы. А сделать сие будет непросто: Волкич мертв, Воевода настроен против меня. Единственный, кто знает правду об убийстве Князя, — это Командор фон Велль, но он сделает все, чтобы возвести на меня поклеп.
— Так, может, нам связать немца и допросить с пристрастием? — подал мысль Усов.
— Свяжи — и погубишь все дело! — хмуро усмехнулся Бутурлин. — Али забыл, что мы находимся на землях, подвластных Польскому Королю? Он не допустит вашего самоуправства и возьмет Командора под защиту.
— С каких это пор Король стал защитником Тевтонского Братства? — изумился словам друга Орешников.
— С тех пор, как Орден принес ему вассальную клятву, — ответил Дмитрий, — и мы не можем не считаться с сим.
— Как же ты собираешься доказывать Королю свою невиновность? — полюбопытствовал боярин Василий.
— Буду говорить правду, ничего другого мне не остается. Знаете, братцы, когда-то в обители мой наставник учил меня, что лжец, рано или поздно, спотыкается о свою ложь, а ищущий правду находит опору там, где сам не чаял ее обрести.
Вот я и решил: как бы тяжко ни пришлось, буду отстаивать истину, тевтонец же пусть увязнет во лжи!
— Думаешь, увязнет? — с сомнением во взгляде вопросил, Булавин.
— Думаю, что да. В пути мне довелось свести знакомство с мудрым человеком, коему было открыто грядущее. Так вот, он напророчил, что мы с княжной одолеем все препоны, кои судьба возведет на нашем пути. А не доверять ему у меня нет причин!
_________________________
Ян Альбрехт сделал так, как и обещал Эвелине. Прежде чем допрашивать Бутурлина, фон Велля и Воеводу, он выслушал рассказ княжны о событиях ночи, когда был убит ее отец.
Но ни признание девушки, ни свидетельство боярина не смогли прояснить истину. Казалось бы, спасение Дмитрием Эвелины и поимка им убийцы Корибута должны были всецело оправдать его в глазах Короля.
Однако, побег московита из Самбора и связь с бунтовщиками не вызывали одобрения у Польского Монарха. Еще против Дмитрия свидетельствовал и тот факт, что Волкича на свободу выпустил его подручный, а также найденные при мертвом разбойнике московские деньги.
Неясной для Короля оставалась роль в сем деле тевтонского Командора. На допросе он держался с достоинством, ни голосом, ни взором не выдавая тревоги, присущей, как правило, лицам, сознающим свою вину.
Слушая его учтивую речь, Ян Альбрехт на миг помыслил о том, что приезд фон Велля на постоялый двор и побег Волкича могли совпасть случайно. Но то, что стрела тевтонца оборвала жизнь беглого татя, он тоже не забывал, как не мог забыть и о немецкой подкове, найденной на лесной заставе Флорианом.
Никем не было доказано, что подкову потеряла лошадь фон Велля или одного из его солдат, но обилие совпадений поневоле настораживало Польского Властелина.
Неуютно чувствовал себя на королевском суде и Великий Московский Князь. Запутанность дела, невозможность для обоих допрошенных сходу доказать свою правоту обещали долгое, тяжкое разбирательство.
Единственное, что радовало Ивана, — это то, что Ян Альбрехт не спешил с обвинениями против Москвы, а искренне пытался доискаться до правды. Это внушало надежду, что им с Королем удастся завершить встречу миром.
И все же Князь не ведал, как распутать клубок взаимных обвинений, вспыхнувших между Бутурлиным и тевтонским Командором. Каждый стоял на своем, и оба были готовы до конца отстаивать собственную правоту.
Первый день разбирательства закончился ничем. Устав от бесплодных трудов, Монархи отужинали в замковой трапезной, после чего Великого Князя проводили на ночлег в отведенные ему покои.
— Ну, что скажешь, пан Лев? — обратился Ян Альбрехт к Сапеге, когда они остались наедине.
— Запутанное дело, Государь, — глубоко вздохнул старик, — нелегко будет в нем разобраться…
— Куда как нелегко! — дал волю чувствам Король. — Воевода обвиняет в пособничестве татю Бутурлина, Бутурлин обвиняет Командора, слова каждого звучат убедительно. Пойди тут разбери, кто прав, кто виноват!
— Против московита — его побег, связь с мятежниками, один из коих выпустил Волка на волю. Против тевтонца — убийство татя и немецкая подкова, найденная на заставе племянником Воеводы, — подытожил Сапега. — Доводы достаточно веские, чтобы осудить обоих!
— Да, но виновен кто-то один. Не будешь же ты утверждать, что тевтонец и московит действовали сообща?
— Я еще не выжил из ума, чтобы утверждать подобное, — усмехнулся в усы королевский советник, — будь между ними сговор, они бы нашли способ избежать суда!
— Единственный человек, чье свидетельство, могло бы открыть нам правду, — это Волкич! — воскликнул Ян Альбрехт. — Но он мертв, а все прочие свидетели или слишком мало ведают о сем деле, или же просто предвзяты.
— Княжна смотрит на боярина глазами любви, — заметил Сапега, — она сделает все для спасения Бутурлина.
— Зато Воевода на него смотрит отнюдь не глазами любви, — усмехнулся уголками губ Король, — похоже, он приложит все усилия, чтобы утопить московита!