Иголка в стоге сена
Шрифт:
Да, когда-то Бутурлин уже встречался с этим человеком. Давно, когда тот еще не был изуродован ожогом. Случилось это перед самым штурмом, Казани.
Молодой тверской боярин Андрей Волкич казался всем баловнем судьбы. Потомок древнего, знатного рода, недавно перешедшего на службу Москве, он сполна обладал качествами, способными возвести юношу из его сословия на вершины могущества и славы.
Красивый и дерзкий, искусный в верховой езде, он был первым при дворе Ивана Третьего, на пиру, на охоте, в бранном поле. Дмитрий только начинал свой путь княжеского
То было время беспрестанных войн с Великим Казанским Ханством, время взаимных кровавых набегов и разорений противоборствующей стороны всеми возможными средствами.
Не всегда имея возможность, осаждать русские города и крепости, татары вихрем проносились по подмосковным равнинам, оставляя за собой вырезанные до последнего человека деревни, сожженные хлеба и отравленные колодцы.
Зачастую они уходили восвояси прежде, чем ближайший русский Воевода успевал выслать дружину для преследования. Но даже если погоня снаряжалась своевременно, не всегда боярской коннице удавалось настичь в степи набежчиков на их низкорослых, но быстрых, как вихрь, конях.
Ответные вторжения на татарские земли, тоже стоили московитам немалой крови. Летучие отряды татар словно из-под земли возникали в тылу русских войск, нападали на полевые станы и обозы и, нанеся противнику ущерб, словно призраки, растворялись, в бескрайней приволжской степи.
То, что клин вышибают клином, на Руси было известно давно, но Волкич оказался первым, кто, усвоив эту истину, стал бороться против набежчиков их же приемами. В считанные месяцы, он собрал и вооружил сотню отчаянных удальцов, готовых жить и сражаться по-татарски.
Одетые в тюркское платье, вооруженные луком и саблей, они разъезжали по степи вдоль московских границ и при виде татарского отряда шли на сближение.
Принимая их за собратьев, татары не спешили браться за оружие, и отряд Волкича сходу вырубал набежчиков, прежде чем кто-нибудь из них успевал натянуть тетиву или обнажить саблю.
Раненых врагов Волкич также добивал, не оставляя в живых никого, кто мог бы вернуться в свой стан и рассказать о случившемся. Посему Татарские мурзы не скоро узнали, какой грозный противник появился у них в степях Подмосковья.
Вдохновленный первой удачей, Волкич сам стал совершать набеги на татарские земли и неизменно возвращался домой с богатой добычей.
Большинство его воинов, как и он сам, превосходно говорили по-татарски, поскольку предками их были татары, бежавшие полвека назад, во время Великой Смуты в Казани, на Москву.
Среди них было также немало половцев и печенегов, успевших к тому времени слиться с татарами в единый народ. Немудрено, что отряду Волкича удавалось проникать вглубь татарских земель без риска быть разоблаченными жителями приграничных аулов.
Та же тактика принесла ему успех и во время похода Ивана Третьего против Казани. Легковооруженная сотня Волкича шла впереди княжеских войск, вторгшихся на земли Ханства, истребляя встречные татарские дозоры и тревожащие русские тылы летучие отряды.
В немалой степени именно заслугой Волкича было то, что до Казани княжеские войска дошли почти без потерь. То был звездный час Андрея, богатству и славе которого завидовали не только бояре, но и союзные Москве удельные Князья.
Удача отвернулась от боярина под Казанью. Разбив у стен города татарское войско, русские отряды пошли на приступ городских ворот — единственного места, где можно было прорваться в укрепленную ханскую столицу.
Волкич, окрыленный прежними успехами, первый со своим отрядом ринулся в бой. Он сходу прорвался в крепость, прокладывая копьем и саблей дорогу княжеским войскам.
Но по ту сторону ворот его уже ждал горячий татарский подарок — на головы боярина и его людей пролился настоящий дождь из кипящей смолы, уничтоживший добрую треть отряда и обезобразивший лицо самого Андрея.
Татары тогда дорого поплатились за свою выдумку со смолой. Воины, защищавшие городские стены, были посажены на колья, тех же, что проливали на головы москвичей смолу, Великий Князь приказал заживо сварить в кипятке.
Дмитрий не принимал участия в пиршестве победителей. Во время штурма он был ранен в грудь стрелой, смазанной ядом, и пока другие делили добычу, отлеживался в своем шатре, сжигаемый жаром отравленной крови.
В пылу боя юноша заметил татарских лучников, целившихся со стены в Великого Князя, и, чтобы уберечь Государя, заслонил его щитом, открыв для вражьих стрел собственную грудь.
Тогда Иван впервые отметил для себя отрока, ценой ранения спасшего ему жизнь. В благодарность за эту жертву Князь послал к Бутурлину своего лучшего лекаря, при помощи чудодейственного бальзама спасшего Дмитрия от верной смерти.
Не обошел он вниманием и Волкича, дав ему за храбрость новые владения, уравнявшие его в богатстве с удельными Князьями.
Но после того ожога жизнь боярина пошла наперекосяк. Приобретенное уродство отталкивало от него даже добрых знакомых и отпугивало молодых боярышень, взиравших на него с вожделением до казанских событий…
…Всякая боль, духовная и телесная, оборачивается для человека испытанием его внутренней силы и добродетели. Волкич не выдержал испытания болью. Идя наперекор судьбе, он посватался к боярышне Настасье Колычевой, слывшей первой красавицей на Москве.
Ее отец, боярин Федор Селивестрович, возможно, ничего бы не имел против замужества дочери с первым богачом столицы, но, видя, какой ужас внушают ей шрамы жениха, вынужден был Андрею отказать.
Впрочем, истинной причиной отказа была, может, не жалость к Настасье, а давняя неприязнь московских бояр к тверским выскочкам, как именовала за глаза Волкичей местная знать. А идти против мнения московского боярства Колычеву хотелось еще меньше, чем обрекать дочь на жизнь с уродом.
Если бы Федор Селивестрович знал, к чему приведет его отказ! В Волкича словно бес вселился. Он поклялся отомстить роду Колычевых и вьюжной декабрьской ночью напал на их загородное имение.