Иголка в стоге сена
Шрифт:
И хуже всего то, что Европа, весь христианский мир оставили нас один на один с сей ордой! Да, были тогда с нами рыцари из франкской земли, были венгры, англичане, австрийцы, наемники из Брабанта, что больше о деньгах думали, чем о Вере…
…Но много ли их было? Капля от всего, что могла дать Европа. Потому-то Орден и проиграл битву при Танненберге, да и другие битвы тоже…
…А ныне, когда Польша с Литвой срослись воедино, они для нас еще опаснее стали. Да еще, пользуясь тем, что Орден вынужденно принял вассалитет, хотят нашими руками присоединить
А на востоке другая туча сгущается — там схизма московская силу набирает. Хорошо, что пока основные силы московитов скованы на юге войной с татарами. А как подчинят они татар, завоюют Дикую Степь, куда потом двинутся? На Пруссию, стало быть, на нас! Выход к Балтийскому Морю им нужен!
И тогда двумя убитыми женщинами дело не ограничится — тысячи невинных христианских душ полягут! Так не лучше ли пролить кровь немногих, чтобы два наших смертельных врага, точащих зубы на Орден, впились в горло друг другу?
Готфрид подавленно молчал, не находя ответа. Да, здравый смысл в словах наставника присутствовал, но ночная резня не казалась ему от этого менее отвратительной. Видя терзания юноши, Руперт решил ослабить натиск.
— Пойми, Готфрид, — произнес он более мягким тоном, — мне самому хочется свершать подвиги, а не заниматься тайной дипломатией. Но, поверь, то, что мы делаем сейчас, куда важнее битв и походов. А если тебя гложет мысль о ночных событиях, утешься тем, что ты защищал свой дом и Христову Веру. Все, что для тебя дорого и свято.
Древние римляне говорили: «цель оправдывает средства», и пока они следовали сему принципу, их держава была непобедима. Наша цель — борьба со всем, что противостоит Христовой Вере и ее слуге — священному Тевтонскому Братству. А раз так — наши действия оправданны в глазах Божьих!
Так что, взбодрись, Готфрид, и придай лицу выражение, достойное воина великого Тевтонского Ордена. Я не хочу, чтобы враги видели скорбь в твоих глазах!
Сказано это было в связи с тем, что впереди на дороге показался польский конный разъезд. Фон Велль вынул из сумки подорожную и двинулся навстречу полякам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. УБЕЖИЩЕ
ГЛАВА № 8
Всю ночь Дмитрий с Эвелиной пробирались вглубь леса, пытаясь уйти подальше от страшного места, ставшего могилой Князя Корибута и его свиты. На открытой равнине они могли стать легкой добычей людей Волкича, и только чаща давала им надежду на спасение.
Но если лес был союзником беглецов, то о погоде этого никак нельзя было сказать. Словно вознамерившись погубить их этой ночью, она обрушила на головы ночных путников самую жестокую вьюгу из всех, что были у нее в запасе.
Пронзительный ледяной ветер хлестал их по лицам, слепил глаза колючей снежной пылью, проникал сквозь овчину полушубков.
От него не было спасения — голые деревья не сдерживали порывов неистового зимнего вихря, и он гулял повсюду, вымораживая все живое ледяным дыханием и насыпая чудовищные сугробы.
Продвигаться сквозь них было все труднее. Порой снег доходил Эвелине до пояса; тогда Дмитрию приходилось брать княжну на руки и переносить ее через заносы.
К удивлению боярина, девушка держалась необычайно стойко для ее возраста и хрупкого телосложения. За все время их ночного похода Эвелина не проронила ни единой жалобы на трудности пути.
Пережитые страдания словно сорвали с нее маску показной капризности, и сквозь нежный облик проступили внутренняя сила и упорство. Но и они были не беспредельны. Зимняя стужа и вязкий снег мало-помалу отнимали у княжны силы, и к утру она едва держалась на ногах.
Не лучше чувствовал себя и Бутурлин, к усталости коего примешивалась боль в разбитой голове. За ночь они преодолели несколько верст, продвигаясь на юг, к Самбору, и теперь их силы были на исходе.
Дмитрий понимал: если они не найдут затишного места, где можно развести костер и хоть немного обогреться, стужа и метель быстро прикончат их. Но где найти такое место в насквозь продуваемом зимнем лесу? Как отыскать хворост и сучья под толстым слоем снега?
Положение было хуже некуда, тем более, что ветер к утру не стих, а напротив, стал напористее и злее. Единственным местом, где от него можно было укрыться, могла стать какая-нибудь яма или берлога, покинутая растревоженным медведем.
Но таковая беглецам ни разу не встретилась. Вьюга слепила глаза, и на расстоянии нескольких шагов все тонуло в белесой мгле. Сделав очередной шаг, Дмитрий едва не провалился в пустоту.
На краю обрыва ему помогло удержаться обостренное чувство равновесия, привитое уроками Отца Алексия. Дорогу преграждал овраг, почти невидимый за пеленой бешено несущегося снега.
Склонившись над новым препятствием, Бутурлин попытался его рассмотреть. Овраг был неглубоким, с покатыми, изъеденными осыпями склонами. Можно было перебраться через него, а можно было обойти стороной.
Подумав, Дмитрий решил, что лучше будет его преодолеть. Судя по всему, овраг был длинный, и, обходя его, им с княжной пришлось бы сделать изрядный крюк. А сил у них оставалось все меньше. К тому же, какое-то неведомое чувство подсказывало боярину, что он должен спуститься в овраг, и он осторожно соскользнул вниз по заснеженному склону.
Следом за ним съехала Эвелина, доверившись опыту своего провожатого. Дмитрий помог ей выбраться из глубокого снега и уже двинулся к противоположному краю оврага, как вдруг глазам его предстала большая черная дыра, зияющая в глинистом склоне.
Боярин шагнул в нее, держа перед собой обнаженную саблю. Грот оказался довольно просторным — поведя саблей по сторонам, Дмитрий убедился, что клинок нигде не касается стен.
Он ткнул саблей в пол пещеры, чтобы выяснить, нет ли впереди ям, и клинок вошел во что-то мягкое, похожее на слежавшееся сено. По-прежнему держа саблю перед собой, Дмитрий нагнулся и пошарил рукой в темноте. Так и есть — сухая, слежавшаяся трава…