Игорь Святославич
Шрифт:
Во второй половине дня споры в юрте совета продолжились.
Благодаря стараниям Елдечука половина беков и беев были готовы отдать ханский бунчук Тулунбаю. Другая половина стояла за Тайдулу. Назревал момент, когда спор могли разрешить только духи-предки, но такой развязки не желал ни Тулунбай, ни Елдечук: оба были уверены в пристрастности шамана Есычана. Елдечук предложил перенести обсуждение на следующий день, лелея надежду за ночь уговорить Тайдулу. На этом же настаивали Тулунбай и Копти.
К удивлению
— Приятно еще сутки побыть великим ханом, — сказал он, распуская собравшихся.
Желая любой ценой вырвать Тайдулу из-под влияния Кончака, Тулунбай пригласил его в свой шатер, где вместе с Копти и Елдечуком принялся обхаживать слабовольного Тайдулу лестью и кумысом.
Елдечук подарил Тайдуле сорок кобылиц. Копти десяток верблюдов.
Упившегося кумысом Тайдулу уложили на повозку и отвезли в его становище.
На рассвете, едва собравшиеся в юрте совета расселись по своим местам, степь вдруг огласилась тяжелым топотом множества копыт. В юрту вбежал воин и сообщил, что прибыл великий хан Кобяк с пятью тысячами своих батыров.
— Скажи хану, что я буду рад видеть его в юрте совета, — сказал Кончак.
Воин с поклоном удалился.
Если Тулунбай и Копти еще ни о чем не догадывались, как и многие беки, то Елдечук сразу все понял. Кобяк не зря прибыл сюда со своими воинами: это поддержка Кончаку.
Едва Кобяк занял почетное место гостя, как тон Кончака резко переменился. Он заявил, что остается великим ханом, исполняя волю духов-предков, но из уважения к традиции готов провести голосование.
Из присутствующих лишь половина отдали свои голоса за Кончака, для решающего перевеса не хватало всего одного голоса.
— Клянусь небом, я появился вовремя, — с улыбкой заметил Кобяк. И проголосовал за Кончака.
Никто из беков не осмелился выказать недовольство таким нарушением обычая: хан из другого колена половцев не имеет права голоса на таких съездах. Промолчали и ханы, видя, что Гза и Чилбук с одобрением восприняли поступок Кобяка.
Елдечук покраснел от негодования, но тоже смолчал: сила Кобяка известна. Столько сабель, сколько у Кончака и лукоморского хана, нет ни у Елдечука, ни у Тулунбая, ни у Копти, вместе взятых.
Так хан Кончак сумел продлить свою власть над донскими половцами.
Глава двенадцатая. Поход на Курск
Миновал год с той поры, как сбежала Изольда из Чернигова вместе с Вышеславом, но не пришло к Олегу успокоение. Одержимый одной целью, одним жгучим желанием, он продолжал науськивать своих людей, веля им повсюду отыскивать следы беглецов, рассылал по городам и селам соглядатаев. Бренка Олег отстранил от поисков, видя, что тот плохо справляется.
Опальный воевода теперь жил в своем загородном тереме среди лесов и пустошей.
Однажды Олег получил известие от верного человека, который будто бы видел сбежавшую Изольду в Курске.
Олег заперся с соглядатаем в своих покоях и выспрашивал его: где он видел беглянку? Как она была одета? Был ли с нею Вышеслав?
Соглядатай, которого звали Мерец, старательно отвечал на вопросы князя, которому служил не за страх, а за совесть.
— Как одета была? В платье была одета, длинное до пят. На голове повой. А Вышеслава рядом с ней не было.
— Какое на ней было платье? — допытывался Олег.
— Обычное, — пожал плечами Мерец, — в таких небогатые горожанки ходят.
— Цветом какое?
— Белое с голубыми узорами на рукавах.
— И повой был белый?
— Нет, голубой.
— Что еще ты заметил на ней?
— Бусы на ней были в два ряда красного цвета, княже.
— Волосы разглядел?
— Нет, княже. Из-под повоя волос было не видать. Зато я лицо разглядел.
— И что? Думаешь, она?
— Она, княже! Другой такой на всем белом свете нет!
— Это верно. — Олег вздохнул. — Другой такой нигде не сыщешь.
— Я проследил, княже, откель она вышла и куда зашла, — продолжил Мерец. — Может, в том доме и Вышеслав обретается. Дом на отшибе стоит, почти у самой городской стены.
— Коль твоя правда, Мерец, отсыплю тебе серебра, не пожалею, — обрадовался Олег. — Нынче же отправлю дружинников в Курск.
Отряд из Чернигова, в котором находился и Мерец, живо домчался верхом на конях до Курска.
Однако воевода, посаженный в Курске новгород-северским князем, не впустил Олеговых дружинников в город.
— Сей град принадлежит господину моему Ярославу Всеволодовичу, и гридни черниговского князя не имеют права шастать в нем как у себя дома! — заявил воевода.
Дружинники ни с чем воротились в Чернигов.
Взбешенный Олег послал боярина в Новгород-Северский, наказав ему пристращать князя Ярослава.
— Я выше твоего сижу, а потому умерь свою гордыню, брат. Я за своим в Курск людей посылал, твоего мне не надо. Не захочешь добром со мной разойтись, так я возьму Курск силой, а воеводу твоего на воротах повешу! — пригрозил черниговский князь устами своего боярина.
Ярослав Всеволодович ответил двоюродному брату письменно.
«Уж и не знаю, в какую сторонушку бежать от гнева твоего, любезный брат, — было написано в послании. — Уж так-то высоко вознесся ты надо мной, что мне, наверно, надо бы в ноги тебе пасть и о прощении молить. Да вот незадача. Хоть ты и черниговский князь, и сидишь выше моего, а ноги твои, как и мои, тоже по грешной земле ступают. И думается мне, брате, что лучше бы тебе гоняться за честью воинской и богатством, нежели за какой-то беглой рабыней.