Игорь Святославич
Шрифт:
Любимая наложница Кончака красавица Агунда напрасно льнула к нему роскошным нагим телом, хану было не до нее.
На рассвете дозорные из рода Ясеня сообщили Кончаку, что ночью было тихо за рекой.
Кончак облегченно перевел дух. Значит, Иштуган сумел проскочить мимо становищ Токсобичей, Улашевичей и других родов, обступивших его кочевье со всех сторон.
До того торжественного момента, когда в одном шатре, разбитом посреди голого поля, должны были сойтись ханы, беки и беи донского крыла половцев, оставалось
Сначала он встретился с ханом орды Бурновнчей — Гзой.
Гза был воином до мозга костей, все его тело было покрыто шрамами от ран, полученных в сражениях. Своих сыновей Гэа назвал именами наиболее доблестных врагов, с которыми встречался в битвах. Гза был старше Кончака на три года и пользовался неоспоримым авторитетом у ханов. Одни его уважали за смелость и военную смекалку, другие боялись, зная, что в гневе Гза сразу хватается за саблю, которой владеет как никто. Гза уже был одно время великим ханом. Его сместили только потому, что он одинаково беспощадно наказывал за трусость и неповиновение как простых воинов, так и знатных степняков.
С Кончаком Гза всегда держался настороженно, но явной вражды никогда не выказывал.
— Ты слышал, что Елдечук, Тулунбай и Копти вознамерились сбросить меня с белой кошмы? — заговорил Кончак, протягивая гостю пиалу с кумысом. — Им кажется, что пришло их время. Я только не знаю, кто из них собирается занять мое место.
Кончак разговаривал с Гзой без уверток и намеков, зная, что тот этого не любит.
Гза отпил из пиалы и с неприязнью в голосе обронил:
— Кто бы ни собирался, любой из них не годится в великие ханы.
Это замечание понравилось Кончаку. И он спросил напрямик:
— А я, по-твоему, гожусь или нет?
— И ты не годишься, — без раздумий ответил Гза, — но уж лучше ты, чем кто-то из этих. Ястреб — не орел, но тоже хищная птица.
Кончак чуть заметно улыбнулся. Ему всегда нравилась прямолинейность Гзы.
— Кое-кто из беков хотели бы тебя видеть великим ханом, — неопределенно заметил Кончак.
— Еще бы, — усмехнулся Гза, — при моем владычестве все почести были у храбрых, а не у богатых и знатных.
— А как по-твоему, Чилбук годится в великие ханы? — опять спросил Кончак.
— Чилбук еще молод, — ответил Гза. — Вот когда доживет до моих лет, тогда сгодится.
— А Тайдула достоин ли возглавлять донских половцев? — допытывался Кончак.
— За Тайдулу все решает его жена, усмехнулся Гза, — и ты знаешь это не хуже меня. Но времена, когда половцами правили ханши, давно миновали.
— Тайдула нерешителен, Чилбук слишком молод, Копти трусоват, Тулунбай изнежен, Елдечук просто не годится в воины из-за своей руки, — перечислил Кончак. — Получается, достойных лишь двое: это ты и я.
— И что из этого следует? — Гза пристально взглянул на собеседника.
— Верховная власть должна оставаться у нас, — твердо сказал Кончак. — Если ты поможешь мне пересилить моих соперников, я сделаю тебя беклербеком. Обещаю!
Гза в раздумье пошевелил черной изогнутой бровью.
Он понимал, что донские ханы и беки скорее согласятся видеть великим ханом Кончака, ибо род его древнее. И Кончак не столь крут в обращении с ними. Однако так было в недалеком прошлом, а нынче Кончак тоже стал неугоден.
«Трусость и безволие хотят подмять под себя смелость и сильную волю, — думал Гза. — Нельзя этого допустить! Донские колена половцев кочуют вблизи русских рубежей. Если на Руси появится новый Мономах, то такие ханы, как Елдечук и Тулунбай, без боя отдадут свою землю. А Копти еще и в ноги русичам поклонится! Уж лучше отдать ханский бунчук Кончаку».
Чилбук сразу согласился поддержать Кончака, узнав, что и Гза стоит за него.
Тайдула, также приглашенный Кончаком, был явно настроен против него. Более того, Тайдула принялся убеждать Кончака в том, что ему лучше бы уступить первенство Тулунбаю.
Расставаясь с Тайдулой, Кончак сказал, что подумает над этим. Но сам и не собирался раздумывать. Пусть Тайдула полагает, что его льстивые речи подействовали на него. И пусть расскажет об этом Елдечуку и Тулунбаю, чтобы те от радости утратили бдительность.
Когда была поставлена наконец юрта большого совета и в ней собралась вся знать от всех родов и куреней донских половцев, по обычаю первое слово давалось великому хану, власть которого продолжалась до захода солнца в случае его переизбрания.
Кончак не стал говорить долго. Он никого не обвинял во враждебности к себе, не пытался оправдываться за свое поражение у Коснятина. Складывалось ощущение, что он сыт по горло ханской властью и без возражений готов уступить эту власть кому угодно. Но с одной оговоркой: если на то будет воля духов-предков.
— Уж с духами-то мы как-нибудь договоримся, — с еле заметной ухмылкой шепнул Тулунбаю Елдечук.
Затем Кончак пожелал выслушать шамана Есычана, камлание которого продолжалось весь прошлый день и всю прошлую ночь. Что же поведали Есычану духи-предки?
Седой как лунь Есычан вступил в круг, по краям которого сидели, поджав ноги, ханы, беи и беки в шелковых халатах и расшитых золотыми нитками кафтанах. Все с любопытством уставились на невозмутимого шамана, который заговорил низким, утробным голосом, чуть охрипшим от долгих завываний накануне:
— Из мрака, из темного-темного мрака звучали голоса наших предков, о ханы и беки. Иные голоса были еле различимы, иные можно было разобрать. Духи предрекают нам новые жестокие схватки с русами и хотят, чтобы донских половцев по-прежнему возглавлял Кончак, сын Атрака.