Игра: Дочки-матери
Шрифт:
Видно хорошая женщина, моя здешняя мама, что Господь услышал её молитвы, её многолетнее терпение, её жертвы.
Да, жертвы. Это сколько же ей лет было, когда она замуж вышла? Лет четырнадцать? Вроде в таком возрасте раньше замуж выдавали. А когда дочка разума лишилась, ей лет девятнадцать - двадцать было? Совсем ребёнок.
А вон что удумала: замуж не пошла, себя в жертву больному ребёнку отдала.
Ну, что же, мама - девочка!
Для меня, пожилой тётки, у которой старшему сыну Сане, уже почти пятьдесят, а младшей
Тайком вытерла слёзы и грустно улыбнулась. Много ли женщине надо в жизни: чтобы было кому мамой быть, да было кого поддерживать.
А эта моя «мама-дочка» заслуживает того, чтобы ей помочь!
Я тихонько разминала руки и ноги, которые млели, толи от долгой тряски на довольно жестком, по сравнению с автомобильным, конечно, сиденье, толи от постоянной малоподвижности больного ребёнка.
Шёпотом, чтобы не напугать мамочку с кучером, пробовала произносить слова.
Сначала губы казались толстыми, как у этих дурочек, что губёшки свои накачивают. Язык казался распухшим и деревянным.
Но постепенно, с таким усилием, будто пытаюсь шевелить тугой резиновой маской, надетой на всё лицо, губы и язык начали складывать слова.
Настроение, несмотря на головную боль и нереальную ситуацию, было приподнятым.
Вспоминались только хорошие моменты из прожитой мною жизни, хотя страданий выпало немало. Думаю, это от контраста: я так настрадалась перед смертью, что ощущение спокойного юного тела вызывало эйфорию, ощущение общей лёгкости и полёта. Что там головная боль по сравнению с тем, что я пережила!
К вечеру остановились в какой-то деревеньке. Хозяева уже запирали в домах ворота.
– Андрей, попросись на ночлег, - сунув кучеру монетку, паломница утомлённо присела на откидную ступеньку коляски. Тот подбежал к воротам дома, что покрепче, переговорил с хозяином.
– Матушка Наталья, пускают только под дровяной навес, на случай дождя. Сена и воды коням дадут.
– На все воля Господня, - простонала та, - вставая на измученные ноги.
Заехав во двор, Андрей распряг лошадей и, напоив их из деревянной лохани, привязал к коновязи. Раскрыв мешок, притороченный сзади к коляске, насыпал им в торбы овса.
Расстелил на сене одеяла и помог устроить девочку, то есть меня. Печёную картошку, огурцы, вареную свёклу да хлеб вытащили из баула.
Мне чистили картошку, совали в руки продукты. Я послушно жевала. От усталости есть не хотелось. Давилась сухомяткой, мечтая о бутербродах с чаем.
– Надо пораньше встать, матушка, тогда в Казань к обедне поспеть можно. Недалече уже, - задумчиво проговорил Андрей.
– Хорошо. Даст Бог, исповедаться и причаститься успеем.
На рассвете, уже сидя в коляске, я слушала утренний птичий хор и удивлялась: как же давно я не слышала птиц! Нет, болела я на даче, и птицы там, наверное, пели. Только я их не слышала, не до них было.
А сейчас, будто уши прочистило и глаза промыло. Хорошо-то как!
Ой, у меня же теперь зрение хорошее - без очков читать можно!
– как маленькая радовалась я новым открытиям.
Казань показалась мне похожей на мелкий провинциальный городок моего времени. Невысокие дома, над ними маковки православных церквей и мусульманские минареты.
В современных мне, особенно крупных городах, таких, как Москва, многие храмы выглядят хрупкими или трогательно изысканными игрушками. По сравнению с громадами современных зданий они смотрятся так, как смотрелась бы карета рядом с междугородним автобусом.
А здесь, среди невысоких домов, они, казалось, несли в своих силуэтах образы космических кораблей, опустившихся с небес посреди человеческих строений. Может быть, так и было задумано?
Я, глядя на купола, перекрестилась. Сзади вскрикнула Наталья и подбежала к коляске. Жадно вглядываясь в моё лицо, зашептала:
– Ты перекрестилась, доченька? Ты понимаешь, что это храмы?
Я замерла. Блин, не ожидала такого эффекта. Не подготовилась ещё к «выздоровлению». Надо быть внимательнее.
– Что случилось, матушка Наталья?
– оглянулся кучер.
– ...Перекрестилась, - испуганно и сама не веря этому, ответила женщина.
– Может, показалось? А она просто рукой махнула...
– Не знаю. Боюсь поверить.
У неё из глаз хлынули слёзы, она отстала и, шмыгая носом, в голос начала читать молитвы.
2 глава. Исцеление
Часть 2
Исцеление
Ты шёл одиноко, не видевши света.
Туманное око не знало рассвета.
Пустынным был путь без конца, без начала
А в сердце устало молитва стучала.
А ухо не знало ни эха, ни крика,
И сердце молчало, тоскуя безлико.
Но в жаркой пустыне вдруг чайка вскричала.
А это молитва в душе зазвучала.
И ветром свободы качнуло одежды.
Впервые за годы проснулись надежды
И жажда любви родником зажурчала
В душе, пробудившись, молитва звучала.
И звонким, и радостным смехом ребёнка,
Развеяло мрачную хмарь горизонта...
Там храм впереди, как корабль у причала...
А в небе рассветном молитва звучала.
(За несколько столетий до этого).
В иконописной мастерской инок бросил в угол кисти и встал на молитву.
– Господи, вразуми меня, как мог я испортить образ Божией Матери? Я - живописец, мастер работ по металлу и финифти, я и в миру-то ценился высоко. А над этим образом я с такой любовью трудился!
Я обещал Богородице написать его в благодарность за спасение моей семьи от мора!