Игра Лазаря
Шрифт:
– При чём! При чём! Ещё как при чём!
Катерина Андреевна исступлённо закивала головой. Ломкие волосы выбились из-под платка и разметались по лицу. Сейчас она напоминала спятившую ведьму.
Не отдавая отчёта своим действиям, Марта завыла ещё громче. Она никак не могла взять в толк: в чём её обвиняют? Если мачехе требовалось выплеснуть горе на чью-то голову, то почему она выбрала для этой цели голову Марты?
Катерина Андреевна остановилась перед девочкой на расстоянии шага и потянулась к ней костлявыми руками.
– Отдай землю! Ты
Марта отскочила в сторону, и её прикрыл собой один из могильщиков.
– Хватит, – сказал он. – Помогите бедной женщине.
Люди обступили Катерину Андреевну и отвели от ямы.
– Пусть отдаст! – визжала Катерина Андреевна, мотая головой из стороны в сторону, точно толпы невидимых монстров зажимали её в кольцо, щёлкая жвалами и клыками. – Она не имеет права бросать её на моего сына! Это мой сын! Мой сын!
Виктор подошёл к Марте сзади, и, обняв за плечи, повёл к машине.
Уходя, Марта ловила на себе недоуменные взгляды людей. Казалось, они подозревали её в чём-то, пошли на поводу у Катерины Андреевны, и поверили, что она действительно в чём-то виновата! Это было так чудовищно несправедливо, что Марта едва не прокусила губу от обиды. Она продолжала крепко прижимать к груди липкие горсти земли, будто от того, отдаст она их или нет, зависела её собственная жизнь.
Виктор усадил дочь в машину, захлопнул дверь и заковылял обратно. Наблюдая за ним через стекло, Марта решила, что на сегодня боли и унижений с неё достаточно. Она получила очередную порцию, и теперь должна вернуться обратно.
Так она и поступила.
6
Четыре дня подряд Лазарь безрезультатно пытался проникнуть в инсон Марты при помощи одного лишь усилия воли. И только на пятый ему, наконец, удалось. Причём, без всяких усилий – во сне.
Вечером в пятницу Лазарь почувствовал странную слабость и недомогание, и свалился спать часов в семь, что было очень рано для его «совиной» натуры. Проснулся он далеко за полдень в субботу и до конца дня провалялся в постели с температурой под сорок и яркими полубредовыми воспоминаниями. Яника, Дара и Сенс поочерёдно пытались пробиться к нему в комнату, но он заперся изнутри и никому не открывал. Воспоминания о потусторонних лицах Дары и Сенсора, их голосах, вгоняли в такую бездну панического ужаса и безысходности, что хоть открывай балкон и выпрыгивай головой вниз. Только один раз он выкрался из комнаты в ванную, чтобы набрать воды в графин, и вернулся обратно, никем не замеченный.
К одиннадцати вечера стало получше. Озноб прошёл, на лбу и груди обильно выступил пот – верный признак спадающей температуры. К тому же он перестал путать реальность с бредом, воспоминаниями из инсона Марты и наплывами неконтролируемого страха. Лихорадка, очень похожая на ту, что не давала покоя Раскольникову в первые дни после убийства, отступила.
В половине двенадцатого Лазарь почувствовал в себе силы (и смелость) спуститься вниз. На полу под дверью он наткнулся
Удивительно, но внизу его никто не ждал. Только в гостиной он встретил Марса – мальчишка сидел на полу перед телевизором с джойстиком от подаренной приставки. Рядом стояла большая тарелка с одиноким нетронутым бутербродом с ветчиной и сыром на подстилке из томатной пасты – любимым харчем Марса, который он с удовольствием готовил себе сам. Не считая звуков мордобоя из телевизора, в доме царила полнейшая тишина.
– Кайфуешь? – спросил его Лазарь и не узнал собственного голоса. Неужели он настолько ослаб?
Видимо, он и правда сильно сдал за последние сутки, раз умудрился подкрасться к мальчишке абсолютно бесшумно – Марс подпрыгнул от неожиданности.
– Фу, напугал! – ругнулся он, бросая на Лазаря недоверчивый взгляд. – Ты там сдох, что ли? Похож на привидение.
Лазарь слабо улыбнулся: чёрный юмор парня возвращал его к жизни.
– Почти. Вернулся из потустороннего мира.
– Яника сказала, у тебя пищевое отравление.
Вот как? Интересно, она сама-то в это верит?
– Зато у тебя с желудком всё в порядке. Вечерний перекус?
– Поужинать не успел, – заюлил Марс. – Замутил пару бутеров.
– Из крошек в тарелке можно вылепить ещё один бутер, а этот лежит на самом краю, так что бутеров было чуть больше двух, – заметил Лазарь. – Тот, что остался, просто последний из своего полка.
Мальчишка нехотя кивнул на тарелку:
– Будешь?
С едой парень всегда расставался неохотно, а в последнее время вообще налегал на питание с утроенной силой, и даже набрал пару кило. Впрочем, ничего необычного. Как заметила однажды Дара: «Марс не хочет есть только когда ест».
Лазаря замутило от одного вида бутерброда.
– Привидения не едят, забыл? – он протянул мальчишке прихваченный наверху пакет с соком. – На вот, запей. За упокой души моей.
– О, грейпфрутовый! Мой любимый. Прям как знал.
– Мой нелюбимый… мог бы догадаться.
Лазарь присел на пол рядом с Марсом и принялся наблюдать, как он жадно лакает сок из горла. В голове зазвучал голос Виктора, изъятый из памяти Марты: «Баба умеет бухать. Выжрет три бутылки в одно горло – и глазом не моргнёт». Лазаря снова замутило. В надежде избавиться от наваждения за разговором, он спросил:
– А где остальные домочадцы? Плачут над моим бездыханным телом?
Перед глазами возник гроб Максима, обитый красным ситцем, и Лазарь прикусил язык. Да что ж такое? Куда ни взгляни, что ни скажи – всё напоминает о том, о чём меньше всего хочется поминать.
– Дара, Айма и Матвей уехали гулять в город, сегодня ж суббота. А Сенс ещё с утра укатил куда-то со своей подругой. Ты её видел? – Марс выразительно округлил глаза. – Такая жаба!
– Зоофилия не порок, а сексуальная девиация. А где моя Рыжая Соня?