Игра Лазаря
Шрифт:
А вот ещё одно воспоминание, очень странное. События двухлетней давности. Света повздорила с Артёмом из-за какой-то чепухи, суть которой уже стёрлась из памяти. Наверное, лишь тот факт, что каждый из них встал не с той ноги, и ещё, может, парад планет, заставили перерасти этот пустяк в настоящую ссору. Света дулась на брата в своей комнате и даже слегка всплакнула – любые раздоры в семье надолго выбивали её из колеи, – когда в дверь постучали, и вошёл Артём.
Увидев заплаканные глаза сестры, он переменился в лице. Света не была уверена, но, кажется,
– Ты же знаешь, Цветик, я люблю тебя сильнее всех на свете.
Это было так трогательно, что Света даже слегка покраснела.
– Мы все любим, – продолжал Артём. – И мама, и папа. И даже толстая ушастая сарделька на ножках.
Тут Света захихикала, но брат продолжал абсолютно серьёзно, словно спешил закончить раньше, чем его осмеют:
– И мы будем любить тебя всегда. Всегда. Потому что только в любви к тебе заключён тот смысл жизни, благодаря которому мы все продолжаем существовать.
Света пропустила последнюю фразу мимо ушей за излишнюю пышность, да и смысл не до конца поняла; просто брат немного перестарался, вот и всё. Теперь же, лёжа в комнате с книгой, текст которой окончательно потерял смысл, её пробил озноб. Что он имел в виду, говоря о любви, как о единственном движущем механизме жизни? И какую любовь подразумевал? Любовь к ней, или вообще, в глобальном смысле? Ну, конечно, в глобальном! Было бы слишком высокомерно принять всё на свой счёт. И всё-таки, всё-таки...
По затылку Светы побежали мурашки. Она заставила себя больше не думать об этом и снова углубилась в чтение. В конце концов, ей удалось перевести злосчастное предложение с тарабарского на русский и даже приступить к следующему. Но осадок в душе остался, как засохший сахар на дне чашки, если его сразу не смыть. По опыту Света знала – потом справиться с ним гораздо труднее.
Она решительно захлопнула книгу: второе предложение потеряло смысл точно так же, как первое. Завтра суббота. Завтра – «мамино утро». Что ж, она будет ждать его не только потому, что хочет приятно провести время наедине с мамой.
3
– Будь умницей, – попрощалась мама.
Света быстро закрыла калитку. Никогда прежде она не ждала маминого ухода так сильно, как сегодня. По пути к дому она удивлялась себе: как сильно можно измениться человек за какую-то пару недель? Всё утро она думала только о том, как бы побыстрее проводить маму на работу, и теперь с не меньшим нетерпением бежала к дому, которого боялась до тошноты, чтобы поскорей открыть дверь в мир, где ей никогда не будет места.
Сегодня всё прошло гораздо легче, чем в прошлый раз. Света выкинула из головы всё лишнее, сконцентрировалась на одной единственной
4
Квартиры не было, и Марта сперва опешила. Она очутилась в церкви, посреди молчаливого строя людей в чёрном. Каждый держал в руке по зажжённой свечке. Вокруг пахло воском, дымом, и чем-то пряным. Лицо ныло от боли: следы побоев вернулись на положенное место.
Марта огляделась. Справа стояла Катерина Андреевна, вся в чёрном, с покрытой платком головой. На полупрозрачном, как папирус, лице выделялись заплаканные глаза в ярко-красной окантовке. Слева стоял Виктор, уже нетрезвый, необычно хмурый и тихий. Марта попыталась отыскать в толпе сводного брата, но не нашла, и посмотрела вперёд.
Посреди зала на длинных лавках стояло два открытых гроба. В каждую грань нижней крышки вставили по горящей свече. Высокий молодой священник в чёрной рясе расхаживал вокруг гробов и неразборчиво распевал молитвы, помахивая дымящимся кадилом. В первом гробу покоилась неизвестная старушка, высохшая, как египетская мумия. Во втором лежал молодой человек. Марта попыталась рассмотреть его лицо… и ноги её подогнулись в коленях.
В гробу лежал Максим. Неестественно спокойное лицо воскового оттенка, сложенные на животе кисти рук, выглядывавшие из рукавов чуть великоватого ему чёрного пиджака, закрытые веки на выпуклых глазах, которые больше никогда никого не испугают.
Все разговоры о том, что покойники похожи на спящих – чистейшая ложь, подумала Марта. В мёртвых не больше жизни, чем в пластиковых манекенах. Наверное, она смогла бы определить мёртвое тело из тысячи спящих, пусть даже летаргическим сном. Когда кровь больше не циркулирует под кожей, когда замерли все органы, и даже поры самой кожи сомкнулись – как можно ошибиться?
Священник продолжал начитывать молитвы. Когда одна заканчивалась, он крестился, все повторяли за ним, и начиналась следующая. За спиной Марты то и дело слышались всхлипы и стоны. Катерина Андреевна больше не плакала (похоже, она уже выплакала из себя всё, что можно), а только жалобно поскуливала и периодически пошатывалась – тогда к ней со всех сторон тянулись руки, чтобы придержать. Родственники мёртвой старушки выстроились у противоположной стены зала. Их было раза в два меньше, и выглядели куда бодрее. Наверное, так всегда бывает, когда в одном зале отпевают старика и молодого.
Панихида закончилась, и гробы стали закрывать крышками. Катерина Андреевна завыла, как пожарная сирена, и повалилась на колени. Виктор неловко подхватил жену под руку и принялся тянуть вверх. Общими усилиями женщину подняли и помогли выйти на улицу.
Погода стояла зябкая, пасмурная, небо плотно обложило. Чёрные острокрылые птицы парили совсем низко, чувствуя приближение дождя. Гроб Максима погрузили в похоронный автобус, люди расселись по машинам, и вся процессия двинулась к месту захоронения.