Игра на двоих
Шрифт:
Громкий щелчок и вспыхнувший под потолком свет выводят меня из состояния транса. Шесть часов утра. Следующим тишину нарушает противный писк будильника. Я поднимаюсь с койки и, пошатываясь, иду в ванную. Стою под душем, опустив руки вдоль тела и сжав ладони в кулаки, чтобы удержаться от навязчивого желания вновь коснуться живота. Одеваюсь и расчёсываю волосы, отвернувшись от зеркала. Заплетающимися пальцами завязываю шнурки и не оборачиваясь ухожу из отсека. Тревога острыми коготками впивается в сердце, заставляя его жалобно
За завтраком с жадностью выпиваю стакан воды и брезгливо отодвигаю миску с кашей. Хочется фруктов. Сладких яблок. Сочных персиков. Ароматных мандаринов. Но больше всего — вишни. Кислой, с терпким привкусом. Темно-красной, цвета старинного вина с оттенком свежей крови. В Двенадцатом не росли вишни, а в Капитолии они считаются дешевкой и не подаются к столу. Я читала об этих ягодах в какой-то книге. Как можно скучать по тому, чего никогда не знал, не пробовал? А я скучаю.
— Генриетта? Ты слышишь меня?
— Кажется, да.
Кажется, нет. Не помню, как прихожу в больницу. Просто неожиданно обнаруживаю себя сидящей не на твёрдой деревянной скамейке, а на шатком табурете, и вижу перед собой лицо миссис Эвердин.
— Тебе нехорошо? — заботливо спрашивает женщина.
Молча мотаю головой. Я в порядке.
— Что показал анализ? — наконец прочищаю горло после десяти минут тягостного молчания.
— Ты беременна.
Я через силу улыбаюсь.
— Это не новость. Что-нибудь ещё?
— Нет, простое обследование крови не даёт всей картины, только выявляет саму беременность и проверяет, нет ли явных патологий.
— Нужны другие анализы?
— Хотя бы УЗИ, чтобы определить срок. Ты согласна?
Я не знаю, что это, а потому только пожимаю плечами. Врач кивает и встаёт с места:
— Пойдём со мной.
За лабораторией обнаруживается еще одна комната, совсем крошечная: туда поместилась одна койка, стул и стол, на котором стоит аппарат, очень похожий на компьютер. С потолка свисает лампочка. Света так мало, что я не могу разобрать даже цвет стен. Впрочем, это и не нужно: наверняка они такие же серые, как и все остальное здесь.
Я ложусь на кушетку и расстегиваю униформу, обнажая живот. Врач устраивается за столом, включает монитор и берет с подставки ультразвуковой датчик. Мне не знакомы ни само исследование, ни приборы для его проведения: обо всем рассказывает мама Китнисс. Для обычного лекаря из Двенадцатого, многие годы имевшего в распоряжении лишь травы, настойки и таблетки, она неплохо разбирается в современном медицинском оборудовании.
— Вы быстро учитесь, — замечаю я, пока она смазывает датчик специальным гелем.
Женщина только улыбается в ответ.
— Приходится. Но так у меня хотя бы есть, чем заняться, когда надо отвлечься.
Как-то незаметно разговор переходит на более личные темы, и я в нерешительности замолкаю. Прибор немного шумит, но это не раздражает, а, наоборот, усыпляет.
Непроизвольно
— Четырнадцать недель.
— Что?
— Срок беременности. Три с половиной месяца.
— Почему же я поняла это только сейчас? Задержка только два месяца. И живот не растет…
— У каждой девушки это происходит по разному, — успокаивающе шепчет женщина, продолжая смотреть в монитор. — У тебя, например, симптомы начались позже обычного. Все нормально, Генриетта. Такое бывает.
Но я уже не слушаю ее: мне не так уж важно, нормально это или нет. Я считаю. Август, июль, июнь. Начало мая. А если в другую сторону? Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь. Январь. Сколько всего успеет случиться за это время? Возвращаюсь было к тем мыслям, что не давали мне уснуть прошлой ночью, но меня прерывают.
— Это девочка.
Два простых слова делят меня надвое и заставляют на секунду забыть все, о чем я думала раньше. Внутри — не в животе, в сердце, — шевелится и толкается что-то незнакомое, пугающее и вместе с тем до странности приятное. Девочка. У меня будет дочка.
========== Глава 48. Победитель теряет все ==========
Я забываю все, о чем думала раньше, всего на секунду.
— Вот голова, — продолжает миссис Эвердин, регулируя и увеличивая изображение, — это сердце, видишь?
Краем глаза замечаю какое-то движение на экране. А в следующее мгновение резко сажусь на кушетке, мешая врачу продолжить процедуру.
— Я не хочу этого видеть.
Опускаю майку, забыв стереть с кожи скользкий гель. Тонкая синтетическая ткань моментально прилипает к телу, но я, не замечая неприятных ощущений, надеваю куртку и застегиваю молнию до конца, до самого подбородка. Мама Китнисс убирает датчик на место, украдкой смотрит на меня и выключает монитор, одним нажатием кнопки стирая все полученные данные. Я молча спускаю ноги на пол, чувствуя, как по телу пробегает сильная дрожь. Вот оно — то, чего я боялась. То, чем так гордятся нормальные девушки, которым повезло чуть больше, чем мне. Пресловутый материнский инстинкт.
Встряхиваю головой, пытаясь выбросить из головы непрошеные, неправильные —, а может, наоборот, верные? — мысли. Врач все так же молча наблюдает за мной. Поднимаю голову, встречаюсь с ней взглядом, и с губ срываются совсем не те слова, которые я готовилась сказать всю ночь напролёт.
— Я не знаю, что делать.
— Ты просто ещё не в полной мере осознаёшь, что с тобой происходит. Это нормально, — в который раз повторяет женщина. — Нужно время.
— А если у меня его нет?