Игра с неверным мужем
Шрифт:
Похоже, что поиски зашли в тупик.
– Мороженого хочешь? – спросил Паук.
Мы подошли к яркому ларьку, и среди всех многочисленных видов мороженого я выбрала клубничное с изюмом. Паук подошел к выбору более основательно. Он долго консультировался с продавщицей, последовательно забраковал лимонное, как слишком кислое, а «пьяную вишню» из-за ромовой эссенции. Наконец выбрал с ванилью и орехами, причем попросил две ложечки.
Мы уселись на лавочке под большой черемухой, которая дивно пахла. Паук выложил на картонный квадратик
– Кушай, моя девочка, – ласково сказал Паук, и крыска стала деликатно есть.
Я подавленно молчала. Надо отчитываться дяде Васе, а мне сказать нечего. Целый день проболталась, устала как собака, а толку – чуть! Этот «телефонист» Торопов, судя по всему, человек нанятый. Если и знает, то мало, и все равно ничего не скажет. Что ему можно сделать? Да ничего. Надю он, скорее всего, вообще не видел.
Тут, кстати, я вспомнила про Бонни. То есть, конечно, я про него и не забывала.
– Пятый час, – я взглянула на часы, – мне вообще-то пора. У меня ребенок дома один.
– Что, и правда пятый час уже? – Паук взглянул на часы и увидел, надо полагать, календарь. – Так сегодня двадцатое?
– Ну да, а с чего это ты так всполошился? – удивилась, в свою очередь, я.
– А день, день какой?
– Среда…
– Ой, мамочки! – Он хлопнул себя по лбу и с размаху плюхнулся на скамейку, прямо на крысу Шушару. – Все пропало! Ужас какой! Забыл, совсем забыл!
– Спокойно, – осторожно сказала я, повернувшись к нему, – не делай резких движений. Не ворочайся и не откидывайся на спинку. Вообще не шевелись.
– Да что такое?
– Ты только не переживай, Паучок, – пролепетала я, – но, кажется, ты сел на свою крысу…
Крик, который издал Паук, был подобен воплю раненого животного. Причем не какого-нибудь, а крупного и сильного. Ну, не мамонта, конечно, но льва или тигра – запросто. Только не спрашивайте, откуда я знаю, как кричит раненый лев.
– Шушарочка! – прорыдал Паук и пошевелился.
– Что чувствуешь? – поинтересовалась я.
– Мокро… – признался он. – Господи!
– Надо встать, – неуверенно пробормотала я.
– Не могу, – Паук смотрел жалобно, – я этого не вынесу!
– Закрой глаза, – посоветовала я, – я сама посмотрю.
Он оперся на мою руку и встал, пошатываясь. На скамейке под ним расплывалось мокрое пятно. Это же надо, вроде с виду худенький, а от крысы мокрое место осталось!
Я обошла Паука. На не слишком чистых брюках сзади были желтые разводы и прилипли половинки грецкого ореха.
– Ну что? – проскрипел он.
– Да ничего, – я пожала плечами, – нету ее… Подевалась куда-то…
Мы обежали скамейку и с трудом заметили крысу, которая сидела на траве, покрытой белыми лепестками черемухи. Эта хвостатая эстетка задумчиво нюхала цветочки!
– Ой, не могу! – Паук снова плюхнулся на скамейку. – Она меня до инфаркта доведет! И ты тоже хороша – так человека напугать!
– А ты про что забыл-то? – тут же перевела я разговор.
– Ох! – Паук побледнел. – Вот неприятность!
Он порылся в сумке и протянул мне красивую глянцевую открытку. На ней художественным шрифтом было напечатано, что встреча одноклассников по поводу пятнадцатилетия окончания ими школы состоится двадцатого мая, то есть сегодня, в восемь часов, в ресторане «Хуторок». И адрес где-то не в центре.
– Ты вполне успеешь, – протянула я, – только переодеться надо и умыться…
– В том-то и дело! – закричал он.
– Постой-постой… – Я все не выпускала открытку из рук, – тут написано пятнадцать лет?
– Ну да, пятнадцать лет, как «давно, друзья веселые, простились мы со школою»… А что?
– А сколько же тебе лет? – изумилась я. – Постой, сама подсчитаю… семнадцать плюс пятнадцать…
– Тридцать два, – сказал Паук, – а что такого? Я не женщина, возраст свой не скрываю.
– Ну это надо… – Я окинула взглядом всю его тщедушную фигурку. Да еще эти колечки…
– Ну, нравится мне так ходить, – надулся Паук, – кому какое дело?
Вообще-то он прав, но, судя по первой реакции, бывших одноклассников все же стесняется.
– Ну, так не ходи на встречу!
– Нельзя, – Паук совсем скис, – если я не приду, она меня разыскивать начнет. Весь город на уши поднимет, к матери заявится, а мать знаешь кем меня считает? Совершенно конченым человеком, пьяницей и наркоманом. Она скажет, что я опустился, шляюсь по притонам, ночую едва ли не под мостом.
– Откуда у матери такие сведения?
– От верблюда, – отмахнулся Паук, – я же тебе рассказывал, какое у нее любимое слово. Ну, ответственный человек ведь в таком виде ходить не станет, так? Работу приличную не получит, так? Денег не заработает? А, стало быть, я кто? Бомж и тунеядец.
– Характер у твоей мамочки, конечно, не сахар… – не могла не согласиться я, – слушай, а кто такая она?
– Кто – она?
– Ну вот ты говоришь – она, она, кто это?
– Ах эта… – Паук отвернулся и процедил, – моя бывшая жена.
– Ой, да ты женат был? – Я прыснула.
– Ну че ты ржешь? – всерьез обиделся Паук.
– Извини, просто в голове как-то не укладывается… – Я погладила его по руке.
Крыса Шушара подняла голову от своей черемухи и поглядела на меня сердито – кто посмел обидеть ее обожаемого хозяина?
– Вот и она тоже говорила, что я абсолютно не создан для семейной жизни, – заговорил Паук, – а как меня угораздило… Все исключительно назло мамаше. Ну, мы в школе любовь крутили, мать очень недовольна была – не нашего круга, говорит! Какой такой круг? Ну, мать с отцом у нее люди, конечно, простые, папаша на заводе всю жизнь оттрубил, пил, конечно, но в меру. А мать не помню где работала, да какая разница, я же не на ней женился…