Игра с огнем (сборник)
Шрифт:
Меня зовут Джулия Ансделл. У меня есть важнейшая информация об убийстве Стефано Падроне, застреленного в Риме несколько недель назад…
Я описываю все в мельчайших подробностях, что только могу припомнить об «Incendio», и Лоренцо Тодеско, и семье Капобьянко. Я пишу им, что мою подругу Герду ранили рядом с нашим отелем, а Франческа и Сальваторе, возможно, мертвы. Как отреагирует Европол? Сочтет меня свихнувшимся конспирологом? Или поймет, что мне и в самом деле угрожает опасность и требуется их немедленная помощь?
Заканчиваю послание – прошло уже сорок пять минут, я приободрилась,
Мое послание улетает в эфир.
Остается еще пятнадцать минут компьютерного времени, и я открываю папку входящих. Там пять писем от Роба, последнее отправлено всего два часа назад:
Я с ума схожу от беспокойства. Герда не отвечает, пожалуйста, дай мне знать, что ты жива-здорова. Позвони, пришли эсэмэску, что угодно. Обещаю, мы вместе уладим все твои проблемы. Я тебя люблю и никогда от тебя не откажусь.
Я смотрю на эти слова, и мне очень хочется ему верить. На компьютере начинает мигать счетчик обратного отсчета времени. Остается всего три минуты Интернета.
Набираю:
Мне страшно, и ты мне нужен. Помнишь тот день, когда я сказала тебе, что беременна? Вот там я и буду. В то же время, в том же месте. Никому не говори.
Я нажимаю «отправить».
Время на компьютере заканчивается, остается тридцать секунд, когда в моем ящике входящих вдруг появляется новое письмо. От Роба. И в нем всего два слова:
Уже лечу.
Венеция – идеальное место, если надо спрятаться. Город прорезан бессчетными узкими улочками, заполненными людьми со всего света, и в толпе легко затеряться. На рассвете, когда улицы потихоньку оживают, я появляюсь из-под арки – убежища, где провела всю ночь. Нахожу рынок и покупаю хлеб, фрукты, сыр и чашечку кофе, без которого я просто труп. Теперь мои пятьдесят евро иссякли, я полный банкрот. Мне остается только не дать себя убить и прятаться, пока меня не найдет Роб. Я знаю: он прилетит. Хотя бы по той причине, что не любит нерешенных уравнений.
Весь день я провожу в попытках не быть на виду. Избегаю вокзалов и речных пристаней, где убийцы, несомненно, ищут меня. Я нахожу убежище в скромного вида церкви на краю Каннареджо. Фасад Сант-Альвизе прост, без всяких претензий, но интерьер – настоящая жемчужина: здесь множество фресок и картин. И потом, внутри прохладно и тихо, в церкви сидят только две женщины, их головы задумчиво склонены. Я усаживаюсь на скамью, собираясь просидеть на ней много часов. Мне так хочется узнать, жива ли Герда, но я боюсь появляться в больнице. Еще боюсь появляться близ Еврейского музея, а Франческа сказала, что даже полиции нельзя доверять. Я предоставлена сама себе.
Женщины уходят, время от времени появляются другие верующие, чтобы помолиться и поставить свечки. Путешественников среди тех, кто забредает в церковь, нет: Сант-Альвизе слишком далека от нахоженных туристических маршрутов.
В четыре часа я наконец выхожу из своего убежища под яркие солнечные лучи, чувствую себя совершенно беззащитной, направляясь к мосту Риальто. Толпы становятся все гуще. Жара удушающая, и движения людей кажутся замедленными, они словно
«Ты не заболела?»
«Нет. Но мне кажется, я беременна».
Это было одно из мгновений абсолютного счастья, и я помню его в мельчайших подробностях. Солоноватый запах канала. Вкус его губ на моих. Воспоминание, которое делит со мной только один человек. Кроме него, никто не знает, где я буду ждать.
Я сливаюсь с группой туристов, заполняющих мост, и амебообразная толпа быстро поглощает меня. Посреди моста я останавливаюсь у тележки лоточника, продающего бижутерию из венецианского стекла, и рассматриваю ожерелья и сережки. Я задерживаюсь надолго, и лоточник уже думает, что я куплю что-нибудь, хотя я повторяю: мне только посмотреть. Подходит его помощница, шумно предлагает скидки, голос ее так пронзителен, что люди поглядывают на нас. Я отхожу подальше, но она кричит еще громче, раздосадованная потерей клиента.
– Джулия, – слышу я голос за спиной.
Я поворачиваюсь и вижу его, небритого и помятого. Судя по его виду, он не спал несколько дней, и когда он обнимает меня, я чувствую запах его страха, терпкий, точно запах пота.
– Все хорошо, – бормочет он. – Я отвезу тебя домой, и все будет в порядке.
– Я не могу сесть в самолет, Роб. Это небезопасно.
– Абсолютно безопасно.
– Ты не знаешь всего, что случилось. Они пытаются меня убить!
– Поэтому со мной пришли люди, которые тебя защитят. С ними ты будешь в безопасности. Ты просто должна им довериться.
– Им?
Только теперь я замечаю двух приближающихся к нам мужчин. Бежать мне некуда, пути к бегству отрезаны. Роб обнимает меня, прижимает к себе.
– Джулия, дорогая, я делаю это ради тебя, – говорит он. – Ради нас.
Я пытаюсь вырваться, но хотя и отбиваюсь, царапаюсь, Роб крепко меня держит, прижимает к себе так сильно, что кажется, вот-вот переломает мне кости. Я вдруг вижу вспышку, яркую, как тысяча взорвавшихся солнц. А потом – пустота.
20
Сквозь дымку, туманящую взгляд, я вижу женскую фигуру. На ней свободное синее одеяние, взгляд ее устремлен вверх, пальцы сплетены, руки тянутся к небесам. Портрет какой-то святой, но имени ее я не знаю. Все остальное в комнате, кроме портрета на стене, белое – стены, простыни, жалюзи на окнах. Из-за закрытой двери слышится итальянская речь; тележка грохочет по коридору.
Я не помню, как сюда попала, но точно знаю, где нахожусь. В больнице. Глюкоза и жидкость из прозрачного мешочка стекают в трубочку капельницы, трубочка змеится по кровати и иглой впивается в мою левую руку. Рядом – прикроватная тумбочка с графином воды, а на запястье у меня пластиковая идентификационная ленточка с именем и датой рождения. На ней не написано, в какой я клинике, но я подозреваю, что в каком-то итальянском дурдоме, где даже с врачами я не смогу общаться. Я не знаю, существует ли соглашение об экстрадиции психических больных. Отправит ли меня Италия домой, или я обречена вечно смотреть на святую в синем одеянии на стене?