Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
Но чем дольше Шивон всматривалась, тем меньше окружающее походило на земное, и обман едва не выбил у нее слезы.
Появились встречающие.
Зояне держались неуверенно рядом с Грантом. Существ было мало, и казалось, что они стесняются. Они могли бы выглядеть как люди; по крайней мере, у них есть голова, и четыре конечности, и даже лица — но Шивон чудилось отчего-то, что гуманоидами они кажутся просто из уважения к приехавшим, что облик их на самом деле совсем иной, вот, если быстро глянуть
— О черт, — донеслось от Марши по внутреннему микрофону. Она смотрела на инопланетян глазами «пчелок» — маленьких летающих камер. — Они и в самом деле похожи на мартышек!
Один из зоян, посмелее, шагнул вперед. Прямо к их команде. А они застыли на чужой поляне, будто игроки в ожидании начального свистка.
Грант представил Шивон и зоянина друг другу. «Тарзан — Джейн», — вспомнила она.
— И, — сказала она, — а. Пиррф.
«Мы. Вы. Рады». Что-то вроде этого.
— Пиррф, — согласился инопланетянин. — Ххати?
«Верх?»
— Ххати, — сказала она. — Ллассан.
Мирные. А на катере Марша только и ждет, чтобы что-то пошло не так.
Они беседовали еще долго, и Шивон поймала себя на том, что едва сдерживает смех. Объясняются, как европейцы, приплывшие первый раз в Америку, — на ломаном «моя твоя не понимай». И ведь не потому, что они языка не знают. А потому, что... инопланетяне сами не говорят на своем языке!
Ну и что это может быть? Катастрофа, уничтожившая все книги? Убившая тех, кто говорил... по-настоящему? Шивон на минуту обвела взглядом поле, лес, какие-то холмы вдали.
Первый контакт. Настолько странный.
Здесь не было городов, а может быть, чужакам города не показывали. Тот — старший, — которому ее представили, подошел к ней. Встал напротив. Шивон одновременно тошнило от страха и трясло от любопытства. Зоянин медленно поднял конечность и дотронулся до ее плеча. Потом взял ее за руку и потянул за собой — к лесу. По дорожке через холмы, которая так знакомо петляла и изгибалась под ногами. Над головой кружили пчелки — там, на катере, у Марши оружие на изготовку. (Это мы-то — ллассан?)
Шивон сняла шлем. Лес, легкий ветерок, и все это — через пелену нереальности, будто пикник во сне. Они шли рядом, как два подростка на первом свидании, боясь заговорить.
Потом — будто внутри обвалилось препятствие — Шивон вытащила снимки. Зоянин посмотрел. Перевел взгляд на Шивон.
— Вы, — сказала она. — Слова.
— Слова. — Боится он или возвращает ее собственный страх? — Важный. Слова.
— Как? — Она скользнула пальцем по строчкам. И произнесла, надеясь, что прозвучит это правильно: — Как вы это читаете?
Зоянин вздрогнул. На секунду его облик заколыхался, и Шивон смогла разглядеть... а ничего, собственно.
— Слова, — сказал он. — Опасный.
Они уже почти вошли в лес, странные растения пересекали небо над их головами. Зоянин снова поглядел на нее — но в глазах его было только ее отражение.
— Опасный. — Он показал вниз, на землю. — Слушающая, — сказал он. И повторил это слово несколько раз.
А до нее только сейчас дошло, что так на его языке и называется планета. Слушающая. Зоэйвирран.
— Слова, — сказал зоянин. — Слушающая. Нельзя. Слова.
— Нет. — Шивон пожала плечами, сознавая, что здесь этот жест может значить совсем другое.
— Вы. — Конечность зоянина потянулась к нагрудному знаку на ее скафандре, символу Лингвистической комиссии. — Опасный. — Он ласково дотронулся до снимков, которые она держала в руке; забрал их у нее — она не знала, как реагировать, — прижал к груди. — Хал ллассан.
Зоянин, как ей показалось, вздохнул. А потом из-за спины сказали:
— Шивон. Никак не можете успокоиться?
Она обернулась. У Гранта было серьезное и хмурое лицо, будто с похмелья. Он сказал зоянину несколько отрывистых, несвязных слов — Шивон не поняла. Потом взял ее за руку:
— Идемте.
Они остановились посреди лужайки — приятной, хоть и чужой.
— Чего вы хотите? — спросил Грант. — Нобеля хотите?
— Я имею право знать, — сказала Шивон. — Им, там, все равно... А я хочу понять.
— Никогда, ни одной живой душе не говорите, что вы видели. — Грант медленно проговорил: — Маассах эр ваурин кие.
Все правильно, так и должно быть; трава-есть-зеленая-здесь, нормально построенная — человеческая — фраза. Шивон застыла.
Он показывал ей вниз, на траву. Траву неопределенного, неземного цвета, которая постепенно окрашивалась в зеленый.
Черт побери, это же невозможно.
Откуда он знал этот оттенок — сочный, тем ярче, чем серее над травой небо?
Она невольно отступила, словно под ногами разливалась кровь, а не цвет.
Пионер смотрел на нее поверх чуда.
— Знаю. Я тоже сперва не верил.
Это невозможно, и даже ее ирландское воображение на такое не согласится. Потому что... Потому что был Бог, и у Бога было Слово, и никому, кроме Бога, Слово не досталось. Шивон возвращалась к катеру оглушенная. Хуже всего — это казалось логичным. Планеты подчиняются законам природы, почему бы одной из них не подчиняться законам языка? И тогда любая правильно построенная фраза ведет к преображению планеты. И жители вынуждены говорить обломками, навсегда запертые за своим «пиджином», боясь сказать что-то лишнее.