Игра в марблс
Шрифт:
Джерри опечалился. Все они погрустнели.
– Не могу себе представить, чтобы Хэм… чтобы твой отец забыл про шарики. В них вся его жизнь была.
Я сглотнула. А где же тогда в этой жизни я?
– Не вся жизнь, – поправил его Джимми. – Про другую часть мы не знаем.
– Ну да, ничего, на хрен, не знаем. Но я-то думал, другая часть хоть про нас знает.
– Вы-то думали! – фыркнула я. Прозвучало слишком резко.
Опять молчание. Уважительное, сочувственное, однако мне стало не по себе. Лучше бы и дальше препирались.
– Расскажите, каким папа был, когда играл в марблс, – попросила я. И тут уж их было не остановить.
– Сабрина, – окликнул меня Джимми уже
У меня по лицу текли слезы, мне совсем не хотелось, чтобы он нагнал меня. Мне бы хоть до машины добежать, укрыться, но я не успела. Больше не могла это слушать. Так кто был моим отцом? Кто мой отец? Человек, рядом с которым я росла, в каждом рассказе представал иным. Слова Регины преследовали меня: он был лжец. Вот и все. Словно это ответ на все вопросы. Ответ ли? Нет. Но боль причиняет. Зачем он лгал мне? Родной дочери – зачем? Какой дурой чувствую я себя теперь, я-то впускала его в свою жизнь, все рассказывала, даже про неприятности с мужем, и он всегда такое проявлял участие, но сам, оказывается, ничем со мной не делился. Я обижена, я злюсь, и ведь нет даже возможности ворваться в больничную палату и вывести его на чистую воду – тот пациент, в больнице, ничего не помнит. Удобно устроился! Этот голос, непрерывно возмущающийся в моей голове, похож на мамин. Я пытаюсь взять себя в руки, не думать об этом, пока не останусь наедине с собой.
Джимми подхватил меня под руку и повел куда-то дальше по дороге. Остановился перед магазином с инструментами и скобяными изделиями, вынул связку ключей и открыл дверь. Провел меня в квартиру-студию наверху. Обстановка минималистская, я подумала, что он живет один, но потом заметила корзину с игрушками.
– Это внуков, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – Забираю их по пятницам, дочка работает.
Он налил в чайник воды и поставил греться. Присмотрелся ко мне с заботой:
– Несладко вам пришлось.
Я кивнула, вновь постаралась собраться.
– Мне это чувство отчасти знакомо. Однажды твой отец и со мной поступил так. В день своей свадьбы.
Я навострила уши, но Джимми не собирался ничего рассказывать, пока не нальет нам обоим чая, и, как бы ни хотелось мне его поторопить, я понимала, что это будет невежливо. Все в свое время. Вот он еще поставит на стол тарелку с розовыми печенюшками. И наконец:
– Я был приглашен на свадьбу. Первое официальное свидание с девушкой, которая мне приглянулась. Мишель – она была подружкой невесты – позвала меня. Выпивка, угощение, чем плохо? Я и приехал в приходскую церковь на Айона-стрит. Ясно все помню. Большая церковь, нарядная. Ее подруга Джина выходила замуж, жениха звали Фергюс Боггс, вот и все, что мне было известно. Позаимствовал у брата костюм. Явился, сижу. Ни одного знакомого лица. Вернее, так я думал – и вдруг появляется мой добрый друг, я так обрадовался, что тут не один. Нарядный, в бледно-голубом смокинге, штаны-колокольчики. Все мы тогда так наряжались. Идет прямиком к алтарю, там остановился, кого-то ждет. «Это шафер?» – спрашиваю я парня по соседству. – «Кто? – «Он». «Нет, это жених», – говорит этот парень. «Хэмиш О’Нил женится?» – переспрашиваю я. И тот как захохочет: «Ты, верно, свадьбы перепутал. Это Фергюс Боггс». У меня пол из-под ног ушел, честное слово. Словно он меня в живот пнул. Не мог дышать, глотнуть воздуха не мог. Я почувствовал… ну вот то примерно, что ты сейчас, хотя, конечно, для меня это было не так скверно. Он же мне не отец. Но он был моим другом. Мы два года вместе играли. Хэмиш О’Нил. Никак не мог этого понять.
– Вы с ним об этом говорили?
– Никогда.
– Почему?
– Я думал об этом. Какое-то время держался от него подальше. Оно и несложно было, он уехал на медовый месяц, а потом принялся работать сверхурочно, чтобы купить дом. Вот и все, что я о нем знал, но как раз пока его не было, пришел в паб один парень и сказал,
– Не знаю, как вы смогли. – Я покачала головой. – Если б я такое знала, не смогла бы скрывать.
– Видите ли, святых среди нас нет. Я уж точно не претендую. У каждого свои… сложности. Наверное, у него были на то причины. Вот что я всегда себе говорил. А еще думал, пусть лучше он сам мне скажет, когда придет время, или, может, я пойму, в чем дело. Со временем.
– И как, поняли?
Он улыбнулся. Грустная улыбка:
– Теперь, видимо, я знаю?
– Вы и все остальные! – гневно сказала я.
– Он был хороший человек, это-то понятно. Хэмиш О’Нил, Фергюс Боггс, кто бы он ни был, не так важно. Но он был самим собой. Был веселым, а порой ворчливым, но не думаю, чтобы он как-то подделывался, ни один человек не может сорок лет притворяться не тем, кто он есть. Он был тем же самым, только под другим именем, вот и все. И мне это давно уже стало все равно, как его зовут. Он был хороший человек, верный товарищ. Был рядом, когда мне было нужно. И мне бы хотелось думать, что и я умел ему помочь, когда было надо. Нам не приходилось объяснять друг другу, что случилось, что нужно делать. Мы просто играли в марблс и болтали, и я уверен, не было у нас ни одного разговора, который не был бы настоящим. Все было правдой. Так что ваш отец есть ваш отец, есть тот, кто он был и кто он есть, это тот самый человек, кого вы знали и знаете.
Я старалась принять все это, но пока не могла.
– Вы не пытались найти его, когда он пропал год назад?
– Нет, я же не сыщик, – рассмеялся он. – Мы уже лет десять как не играли в команде. Между собой иногда, но не участвовали в соревнованиях. Стало трудно собираться, а потом Питер заболел.
– Но вы же были друзьями. И вас не волновало, куда он делся?
Он призадумался. Потом спросил:
– Он совсем не вспоминает теперь шарики?
– Сегодня они появились впервые. Я показала ему кровяники, и что-то, мне кажется, произошло, что-то в нем включилось. Но не думаю, чтобы он вспоминал о них прежде.
Он печально кивнул.
– Люди приходят и уходят. Многие мои друзья уже умерли, – сказал он. – Естественно в моем возрасте. Рак. Инфаркты. Все это грустно, конечно. Спрашиваешь о человеке и слышишь, что его уже нет. Думаешь о ком-то, кого давно не видел, а он умер. Открываешь газету и читаешь некролог знакомого. В моем возрасте это часто случается. Так что я думал, мой приятель Хэмиш О’Нил тоже скончался.
Я почувствовала, как подступают слезы.
– Наверное, он был бы рад снова повидать вас.
– Может быть, – без особой уверенности сказал он. – Мне было бы приятно. Мы не всем делились, но многим.
Я поблагодарила за чай и поднялась уходить. Уже шесть вечера. Некуда спешить, но все же пора. Дело не закончено.
Джимми проводил меня до двери на улицу и прежде, чем открыть ее, обернулся ко мне.
– Иногда он проговаривался, знаете. Ребята, может, забыли, но, уж конечно, они примечали. Между собой мы посмеивались: что это Хэмиш на этот раз затеял? С кем крутит? Обычно когда пропустит рюмочку. Тогда он называл имена, по рассеянности, я думаю. И вроде сам не замечал. Путался, мне кажется, в том, что рассказывал нам, а что нет. Думаю, это его и доконало в итоге.