Игра в ножички
Шрифт:
– Это он так тебя на сельское хозяйство напутствовал? – спросила Валентина.
– Вроде того, – сказал Алексей, морщась от дыма.
На его лицо, оживившееся во время рассказа, снова легла какая-то тень.
– А что Петр? – спросил Карен.
– Оставил ночевать на чердаке у Тимофея. –
Я был уверен, что Алена спросит про Тимофея-звездочета. Но она отмерила другой темп для сбора материала – вопросы перемежала лирическими отступлениями. У нее, очевидно, был какой-то коварный план. Как, впрочем, всегда.
Алена поднялась, встала рядом с Алексеем, задрала голову:
– Боже! Какая красота! И сколько же их там?
– В нашей галактике под сотню миллиардов, – ответил Алексей, – а вне нашей галактики – сотни, если не больше, миллиардов других галактик. И в каждой миллиарды звезд.
Он посмотрел на наши стаканы:
– Карен, ты не справляешься. Гости ничего не пьют и не едят!
– Да я только что налил, – ответил Карен, – ну, за…
– А в мозгу человека нейронов тоже почти сто миллиардов – сказала из красного полумрака Валентина. Она не торопясь обгладывала кусок рыбы, нанизанный на кончик вилки.
– Удивительно притягательное число сто миллиардов, – сказал Карен, тоже вставая, – ну, за…
– Удивительно то, что там, где нас нет, счет всегда идет на миллиарды, – снова прервала его Валентина.
– Даже не знаю, за что поднять тост. То ли за то, чтобы миллиарды к нам, то ли мы к миллиардам, что не одно и то же, – продолжил Карен, готовясь сказать что-то красивое.
Но тут алкоголь во мне наконец-то сработал, я встал и сказал:
– За женщин. Они всегда знают, как правильно!
– За женщин – до дна! – воскликнул Карен.
Мы запрокинули головы и выпили до дна. Ставя стакан на чурбан, Алена пошатнулась и схватилась рукой за Алексея. Он автоматически, чуть дрогнув, придержал ее свободной левой рукой за спину.
– Белые атакуют и выигрывают, – почему-то подумал я.
После этого мы снова расселись по местам, и принялись за очередную порцию рыбы. Дошла очередь до бутылки Карена. Мы выпили ее половину.
Алена снова вспомнила про репу, и Алексей сказал, что репа – является полноценным символом русского народа, поскольку она была до картошки, скрывает в себе массу полезного, и естественным образом основательно подзабыта – как все русское.
– А как же мишка? – поинтересовалась Валентина.
– Медведь для символа не годится, – ответил Алексей, – он одиночка. А у народа, любого народа, символ должен объединять.
– То-то ты и уехал из города, прямо в центр мироздания! – съязвила Валентина.
Она полулежала на своем каменном ложе, как змея, некогда укусившая Олега. И тоже пыталась жалить, но я уже понял, что такова ее манера разговаривать со старыми друзьями. Ничего не поделаешь, острый ум не может не колоть. Иначе какой в нем смысл?
– Я могу вас помирить, – сказал Карен, – вопрос в том, что считать центром? Город или то, что из него уехало?
Конец ознакомительного фрагмента.