Игра в обольщение
Шрифт:
Утром Дэниел отправился вместе с Кэмероном в загон посмотреть на тренировку лошадей. Кэмерону нравилось стоять рядом с повзрослевшим сыном. Идея Дэниела о том, чтобы после университета стать его партнером, чрезвычайно нравилась ему.
— Ты должен верить ей, — сказал Дэниел, наблюдая, как Удача опять обошла всех остальных лошадей.
— Кому? Удаче?
— Очень смешно. Ты же знаешь, я говорю об Эйнсли. — Голос Дэниела теперь звучал еще ниже, а поза стала намного увереннее. — Если Эйнсли говорит,
Кэмерон смотрел, как на скаковой круг вышла следующая партия лошадей. Мелькали копыта, летела грязь. Шум, скорость, напор всегда оживляли его, но без Эйнсли, которая наблюдала бы за всем, стоя с ним рядом, его мир был пуст и мрачен.
— Женщины легко и быстро меняют свои решения, сын. Ты это узнаешь.
— Она не женщины, отец, — терпеливо продолжал Дэниел. — Она Эйнсли.
Дэниел оттолкнулся от ограды и направился к конюшням, помахав на ходу берейторам. Но его слова остались витать в воздухе.
«Она Эйнсли».
Мир вспыхнул разноцветными красками. Эйнсли вернется домой. Она сказала, что вернется. Так и будет!
Прежде он никогда не доверял женщинам. Элизабет давно лишила его этой способности — верить, и с тех пор Кэмерон держал женщин на расстоянии вытянутой руки. Все свои романы он заканчивал задолго до того, как у женщины появится шанс предать его и причинить боль. Кэмерон мучительно сознавал, что должен всегда держать себя в руках, с какой бы женщиной он ни вступал в связь.
Потом в его жизни появилась Эйнсли и завладела им. Нет, не завладела. Она стала частью Кэмерона, прикипела к его сердцу. Кэмерон чувствовал эту связь между ними на расстоянии многих миль от Виндзора, или где она там сейчас находилась. Эта связь притянет его к ней, а ее — к нему, и он никогда ее не потеряет.
В душе Кэмерона воцарился мир, которого он давно не ощущал…
Да, он никогда ничего подобного в своей жизни не ощущал. Впервые к такому состоянию он приблизился, когда держал своего сына, эту крошку, которую поклялся защищать всеми силами, но как давно это было!
Он поднял глаза на молодого человека, когда-то крохотного малыша, которого он защищал, и сердце его затрепетало от гордости. Хороший парень, красивый и смелый, любящий, не таящий злобы и обид, такой же беспечно великодушный, как все Маккензи.
«Она Эйнсли» — эти слова звучали музыкой.
Кэмерон думал о ней: о ее роскошных волосах, об открытом взгляде серых глаз, который поразил его сердце, о смехе, от которого бурлила кровь. Он невыносимо скучал по ней.
Когда Эйнсли вернется, а она обязательно вернется, Кэмерон покажет ей, как сильно он скучал, — во всех подробностях.
И больше никогда не упустит ее из виду. Жить без нее чертовски трудно.
Когда Эйнсли рассказала Патрику о своем плане и о том, что он должен проводить ее на лодку, полную цыган, он был в полном недоумении.
— Эйнсли, стоп.
Эйнсли поставила
Патрик запыхался, прошагав от деревушки чуть западнее Рединга, где их высадил нанятый экипаж. Сорокапятилетний брат Эйнсли, хоть и погрузневший немного, в темном костюме, шляпе и с прогулочной тростью в руке выглядел настолько респектабельно, что Эйнсли вновь захотелось обнять его. Она очень скучала без него.
— Ты не сказала мне, что надо делать на этой лодке. — Патрик достал носовой платок, аккуратно сложенный квадратиком, и вытер лоб.
— Ничего. Лодка доставит нас, не привлекая внимания, в Бат.
— Цыганская лодка и — не привлекая внимания?
— Ну, скажем, она появится там точно неожиданно. Мне необходимо попасть в Бат, не трубя об этом всем, чтобы никто не знал, что мы туда направляемся.
— И где мне предстоит стать сообщником в твоем преступлении?
— «Преступление» — это слишком громко сказано, — успокоила брата Эйнсли. — Я обо всем расскажу тебе в лодке.
— Эйнсли…
На этот раз тон у Патрика был серьезный, и Эйнсли вздохнула. Она сорвала его из гостиницы в Виндзоре и всю дорогу болтала о жизни в Уотербери, о лошадях, о Дэниеле, о том, что она переделала в старом доме. Словом, старалась изо всех сил отвлечь его от разговора, который ей предстоит выдержать теперь.
— Эйнсли, ты не дала мне поговорить о твоем тайном бегстве, — сказал Патрик.
— Я знаю. Но мне не хотелось получить нагоняй, который ты бы мне устроил.
— Просто я хотел, чтобы ты сначала со мной посоветовалась. Какое потрясение мы испытали, получив твою телеграмму! Моя младшая сестра вышла замуж за лорда. И за какого лорда!
— Я знаю. Прости, Патрик, но свой выбор мне пришлось делать очень быстро. У меня не было времени советоваться с тобой. Я понимала, что мое бегство расстроит тебя, и, пожалуйста, поверь, мне больно расстраивать тебя. Очень больно. Я подумала только, что если вы с Роной увидите, как я переживаю, как я благодарна вам за то, что вы оказались рядом в трудную минуту, и как хорошо я себя буду вести в дальнейшем, то, может быть, ты, мой брат, простишь меня, — выдохнула Эйнсли.
— Эйнсли, — Патрик широко распахнул свои серые глаза, — конечно, я простил тебя. Я простил тебя много лет назад. В любом случае и прощать-то было нечего. У тебя такое большое сердце, понятно, что ты поверила тому мерзавцу в Италии. Почему ты не должна была ему верить? Это моя вина. Я так сильно был занят своими делами, что вовремя не заметил и не предупредил тебя. Это ты должна меня простить, что я не присмотрел за тобой.
— Но я никогда не винила тебя, Патрик. Мне в голову никогда не приходило винить тебя.