Игра в «Потрошителя»

Альенде Исабель

Миллер служил в подразделении папу seal, «морских котиков», которое посылали на самые секретные и опасные задания. Он принадлежал к шестому взводу, тому, который в мае 2011 года будет штурмовать резиденцию Усамы бен Ладена в Пакистане. Один из его бывших однополчан убьет лидера «Аль-Каиды», но Миллер, разумеется, не знал, что через два года это произойдет, да и никто не мог бы такое предсказать, разве что Селеста Роко, изучая свои планеты. Миллер вышел в отставку в 2007 году, потеряв в бою ногу, но это не мешало ему участвовать в состязаниях по триатлону, о чем он и рассказывал Индиане. Та, до сего момента больше внимания обращавшая на собаку, заметила наконец, что на одной ноге у мужчины был шлепанец, а другая заканчивалась чем-то вроде изогнутой лопатки.

— Это Флекс-Фут-Чита, в основе его лежит механизм движения гепарда, самого быстрого зверя в мире, —

сказал Миллер, показывая протез.

— Как он крепится?

Миллер закатал штанину, и Индиана рассмотрела хитроумное приспособление, прикрепленное к культе.

— Эта штука — из углеродного волокна, легкая и такая совершенная, что Оскару Писториусу, южноафриканцу, у которого обе ноги ампутированы, чуть не запретили участвовать в Олимпийских играх, потому что с такими протезами у него было преимущество перед здоровыми атлетами. Эта модель — для бега. У меня есть и другие: для ходьбы, для велосипеда, — похвастался бывший солдат и добавил, что все они сделаны по последним технологиям.

— Тебе больно?

— Иногда больнее другое.

— А именно?

— Прошлое. Но хватит обо мне, расскажи и о себе что-нибудь.

— У меня нет ничего такого интересного, как искусственная нога, а мой единственный шрам никому не покажешь. В детстве я упала на колючую проволоку, — призналась Индиана.

Индиана и Райан сидели в парке, болтали о том о сем под пристальным взглядом Аттилы и не замечали, как летит время. Назвав себя, она сообщила, то ли в шутку, то ли всерьез, что восемь — ее счастливое число, что родилась она под знаком Рыб в фазе Нептуна, что ее стихия — вода, а носить ей полагается прозрачный лунный камень, указующий путь прозрений, и еще аквамарин, направляющий видения. Она не собиралась соблазнять Миллера, потому что уже четыре года была влюблена в некоего Алана Келлера и оставалась верна ему, но если бы собралась, то упомянула бы в разговоре Шакти, богиню красоты, любви и новых рождений. Одно перечисление этих атрибутов подрывало защиту любого мужчины, если, конечно, он гетеросексуал, даже в тех случаях, когда яркая внешность Индианы не производила должного впечатления; но целительница опускала другие характеристики Шакти: божественная мать, первозданная энергия, священная женская сила — они, наоборот, представителей сильного пола расхолаживали.

Вообще-то, Индиана редко говорила о своем целительстве, слишком часто ей встречались циники, которые, со снисходительным видом слушая, как она вещает о космической энергии, пялились в декольте. Но «морской котик» внушал доверие, и она вкратце изложила свою методику, хотя слова, в какие эту древнюю премудрость приходилось облекать, звучали не так уж убедительно и для самой Индианы. Миллеру все это показалось больше похожим на вуду, чем на медицину, но он изобразил огромный интерес: воистину повезло, что она пытается лечить, прекрасный предлог для новой встречи. Он рассказал о судорогах, которые мучают его по ночам, а иногда так донимают во время состязаний, что он просто застывает, каменеет на бегу; и Индиана посоветовала лечебный массаж и молочный коктейль с бананом и киви.

Они так увлеклись, что солнце уже заходило, когда Индиана спохватилась, что опаздывает на паром до Сан-Франциско. Она вскочила, стала торопливо прощаться, но у Миллера перед входом в заповедник был припаркован грузовичок, и он предложил подбросить даму, раз уж они живут в одном городе. У машины был мощный мотор, огромные колеса, решетка на крыше с креплением для велосипедов, а внутри — розовая плюшевая подушка с помпончиками, предназначавшаяся для собаки. Эту штуковину, какую никогда не выбрали бы ни Миллер, ни Аттила, им, с чувством особого китайского юмора, преподнесла любовница Миллера Дженнифер Ян.

Через три дня Миллер явился в Холистическую клинику, просто чтобы увидеть даму с велосипедом, которую никак не мог выбросить из головы. Индиана ничем не походила на обычные объекты его эротических фантазий. Он предпочитал миниатюрных азиаток типа Дженнифер Ян, к которой можно было приложить целую серию разных клише — кожа цвета слоновой кости, шелковые волосы, хрупкие косточки, — к тому же она работала в банке и имела свои амбиции. Индиана, напротив, была типичной высоченной американкой, пышущей здоровьем и полной благих намерений; обычно такие качества наводили на Миллера тоску, но на этот раз оказались неотразимыми. Он описал ее Педро Аларкону как «сдобную и соблазнительную», вроде какого-нибудь десерта с высоким содержанием холестерола, как не преминул заметить приятель. Чуть позже, познакомившись с нею, Аларкон решил, что чувственная прелесть Индианы немного забавна, как у любовниц чикагских гангстеров

в фильмах шестидесятых годов: пышная грудь оперной дивы, волна белокурых волос, чересчур крутые бедра и длинные, загнутые ресницы. Миллер, однако, не знал ни одной кинозвезды из тех, что царили на экране до его рождения.

Холистическая клиника Миллера обескуражила. Он ожидал увидеть что-то смутно буддистское, а оказался перед уродливым четырехэтажным строением, выкрашенным в цвет авокадо. Он знать не знал, что здание воздвигли в 1930 году и в свою лучшую пору оно привлекало туристов архитектурой ар-деко и витражами под Климта, однако все великолепие накрылось во время землетрясения 1989 года: два витража разбились вдребезги, а два сохранившихся были проданы с аукциона. В окна вставили зернистые стекла цвета куриного помета, какие можно видеть на пуговичных фабриках и в казармах, а в ходе очередной бездарной перепланировки пол из белого и черного мрамора с геометрическим рисунком заменили линолеумом, который легче мыть. Декоративные колонны зеленого гранита, привезенные из Индии, вкупе с двустворчатой дверью черного лака продали тайскому ресторану. Остались кованые перила на лестнице и две люстры: будь они подлинной работой Лалика, их постигла бы та же судьба, что дверь и колонны. Из холла, первоначально просторного и светлого, выгородили помещение для вахтера и несколько офисов, превратив его в сумрачную штольню. Хотя, когда Миллер пришел, солнце било прямо в желтоватые окна, и на волшебных полчаса пространство наполнилось янтарным светом, стены заискрились и растеклись жидкой карамелью, и можно было уловить в этом холле неясный след былого величия.

Молодой человек поднялся в кабинет номер восемь, готовый подвергнуться любому лечению, даже самому экстравагантному, и чуть ли не ожидал увидеть Индиану в одеянии жрицы, но та выглядела как обычный врач — в халатике, в белых санитарных тапках, с волосами, завязанными в хвост и скрепленными резинкой. Никакого колдовства. Она дала Миллеру заполнить длиннющий формуляр, вывела в коридор, долго смотрела, как он ходит, спереди и со спины, потом пригласила в массажный кабинет, велела раздеться до трусов и лечь на стол. После осмотра заявила, что одно бедро у него выше другого и позвоночник искривлен: ничего удивительного для человека, у которого только одна нога. Также изрекла, что его энергия блокирована на уровне диафрагмы, на плечах и на шее — узлы, все мускулы напряжены, затылок скован, и ощущается беспричинное состояние тревоги. Одним словом, как он был «морским котиком», так и остался.

Индиана заверила, что какие-то из ее методов принесут пользу, но, чтобы лечение прошло успешно, Миллер должен уметь расслабляться; она порекомендовала иглоукалывание у Юмико Сато, своей соседки, третья дверь по коридору налево, и, не дожидаясь его согласия, взялась за телефон и назначила встречу с учителем цигун в Чайна-тауне, в пяти кварталах от Холистической клиники. Миллер, чтобы порадовать ее, даже и не думал возражать и был приятно удивлен.

Юмико Сато оказалась особой неопределенного возраста и пола, с такой же армейской стрижкой, как у него, и в очках с толстыми линзами, зато пальцы у нее были изящными, как у танцовщицы. С непробиваемой похоронной серьезностью она пощупала у Миллера пульс и поставила тот же диагноз, что и Индиана. Потом предупредила, что иглоукалывание облегчает телесную боль, но не муки совести. Миллер, всполошившись, решил, что чего-то недопонял. Эта фраза продолжала интриговать его, и через несколько месяцев, когда они подружились, ветеран набрался храбрости и спросил у Юмико Сато, что она этим хотела сказать; та невозмутимо ответила, что только дураков не мучает совесть.

Цигун с учителем Ксаи, старым лаосцем с блаженным выражением лица и брюшком жизнелюба, оказался для Миллера настоящим открытием: идеальное сочетание равновесия, свободного дыхания, движения и медитации, как раз то, что требовалось его телу и духу, и он включил эти упражнения в свой повседневный обиход.

Судороги у Миллера не прошли за три недели, как обещала Индиана, однако он соврал, чтобы поужинать вместе и оплатить счет: он прекрасно видел, что ее финансовое положение граничит с нищетой. Приветливый, шумный ресторан, вкус вьетнамской кухни, чуть подправленной французским влиянием, и бутылка красного калифорнийского пино-флауэрс — все это помогло завязать дружбу, которая стала самым ценным его сокровищем. Он всегда жил в мужской среде, его настоящей семьей были пятнадцать «морских котиков», которые в двадцать лет вместе с ним проходили подготовку, потом делили изматывающую усталость, ужас и неистовство боя, а после — скуку долгих часов бездействия. С некоторыми из товарищей он не видался годами, с другими — месяцами, но со всеми поддерживал связь, все ему были как братья.