Игра в «Потрошителя»
Шрифт:
В тринадцать лет Аманда обнаружила, что крестная не так уж непогрешима. Планеты указали, что она должна пойти в городскую среднюю школу, но грозная бабушка по отцу, донья Энкарнасьон Мартин, настояла, чтобы девочку определили в частный католический колледж. На этот раз Аманда была на стороне крестной, поскольку мысль о совместном обучении пугала ее меньше, чем общество монахинь, но донья Энкарнасьон наголову разбила Селесту Роко, внеся плату за обучение, хотя и не подозревала, что монахини были либералками и феминистками, носили брюки, конфликтовали с папой римским и на уроке биологии с помощью банана показывали, как правильно пользоваться презервативом.
Аманда, подстрекаемая скептически настроенным дедом, который, впрочем, редко отваживался на открытое противостояние Селесте, сомневалась в том,
Когда Аманда, ее дед и соратники по «Потрошителю» преобразовывали игру в способ криминального расследования, никто из них и вообразить не мог, во что они впутаются. Через двадцать дней после астрологического прогноза произошло убийство Эда Стейтона: оно, конечно, могло быть случайным, но поскольку в нем были необычные черточки — бита в неназываемом месте, — Аманда решила завести архив и собирать там сведения, появившиеся в средствах массовой информации, всеми правдами и неправдами исторгнутые у отца, который проводил тайное расследование, и собранные дедом, у которого были собственные каналы.
Блейк Джексон, фармацевт по профессии, любитель литературы и несостоявшийся писатель; несостоявшийся, во всяком случае, до тех пор, пока не облек в слова и не придал форму повествования бурным событиям, какие предвестила Селеста Роко, описал внучку в своей книге как экстравагантную внешне, робкую от природы и обладающую необычайным умом; такие цветистые обороты речи отличали его от прочих коллег-фармацевтов. Хроника роковых событий оказалась более протяженной, чем он предполагал, хотя и включала в себя несколько месяцев и парочку так называемых флешбэков. Критики были к автору беспощадны, приписывая ему магический реализм — литературный стиль, давно вышедший из моды, но никто не смог доказать, будто он исказил события в угоду эзотерике: кто угодно может это подтвердить, обратившись в департамент полиции Сан-Франциско и сверившись с тогдашними газетными публикациями.
В январе 2012 года Аманде Мартин исполнилось семнадцать лет, она оканчивала среднюю школу, имела разведенных родителей, Индиану Джексон, целительницу, и Боба Мартина, инспектора полиции; бабушку-мексиканку, донью Энкарнасьон, а также вдового деда, уже упомянутого Блейка Джексона. В книге Джексона фигурировали и другие персонажи, которые появлялись и исчезали; чаще всего исчезали по мере того, как автор продвигался в своем повествовании. Аманда, единственный отпрыск, была весьма избалованна, но, полагал дед, когда она окончит школу и выплывет без всяких преамбул в безбрежный мир, эта проблема решится сама собой. Аманда была вегетарианкой, потому что не умела готовить; когда ей придется постигнуть эту премудрость, она наверняка предпочтет менее сложный режим питания. Она сызмальства читала запоем, со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями. Убийства все равно произошли бы, но она бы не оказалась в них замешана, если бы не глотала скандинавские детективы с такой жадностью, что в ней развилось нездоровое любопытство относительно зла в целом и умышленных убийств в частности. Дед далеко не одобрял цензуру, но его беспокоило, что внучка в четырнадцать лет читает такие книги. Аманда заставила его замолчать, приведя неопровержимый довод, что он сам их читает, и Блейку ничего другого не оставалось, как только предупредить ее, что книжки страшные; это, как и следовало предположить, только подогрело интерес. Тот факт, что отец Аманды, Боб Мартин, стоял во главе убойного отдела полиции Сан-Франциско, способствовал пагубному увлечению девочки, поскольку она была в курсе всех бесчинств, творившихся в этом идиллическом городе, на первый взгляд несовместимом с преступлением, — но если злодейства множились в таких цивилизованных странах, как Швеция или Норвегия, чего ожидать от Сан-Франциско, города, основанного алчными авантюристами, полигамными проповедниками и женщинами сомнительного поведения, которых привлекла
Аманда училась в школе-интернате для девочек, которая одной из последних в стране сделала выбор в пользу смешанного обучения, где умудрилась провести четыре года, не замечаемая соученицами, хотя об учительницах и о немногих монахинях, какие еще там оставались, этого сказать было нельзя. Она получала хорошие оценки, но благочестивые сестры, эти святые женщины, никогда не заставали ее за уроками, хотя прекрасно знали, что большую часть ночи она проводит за компьютером, что-то читая или играя в какие-то таинственные игры. Сестры опасались спрашивать, что такое она читает с таким увлечением, ибо подозревали, что читает она то же самое, чем они сами упиваются тайком. Это и могло бы объяснить болезненное пристрастие девочки к различным видам оружия, наркотикам, ядам, вскрытиям, изощренным пыткам и расследованиям убийств.
Аманда Мартин закрыла глаза и полной грудью вдохнула чистый воздух зимнего утра; по острому запаху сосен определила, что машина движется вдоль аллеи парка, а по запаху навоза — что они как раз проезжают мимо конюшен. Аманда подсчитала, что сейчас восемь часов двадцать три минуты: два года назад она перестала носить часы, чтобы развить в себе навыки определения времени, как она умела уже определять температуру воздуха и расстояние, а также изощрила вкусовые ощущения, чтобы в случае чего обнаружить в еде подозрительные ингредиенты. Людей она сортировала по запаху: дедушка Блейк пах добротой — шерстяной жилеткой и аптечной ромашкой; Боб, ее отец, — крепостью и силой: металлом, табаком, лосьоном для бритья; от Брэдли исходил запах чувственности, то есть пота и хлорки; от Райана Миллера — запах верности и преданности, запах псины, лучший в мире запах. Что же до ее матери Индианы, то она пахла волшебством, ибо вся пропиталась ароматами своей профессии.
После того как дедушкин «форд» незапамятного года, чей мотор надсадно рычал и астматически кашлял, проехал конюшни, Аманда отсчитала три минуты восемнадцать секунд и открыла глаза перед дверью школы. «Приехали», — объявил Джексон, как будто Аманда сама этого не знала. Дед, который поддерживал форму, играя в сквош, подхватил рюкзачок, набитый книгами, и легко взлетел на третий этаж; внучка тащилась позади со скрипкой в одной руке и ноутбуком в другой. На этаже было пусто, прочие девочки вернутся только к вечеру, а наутро, после рождественских и новогодних каникул, начнутся занятия. Очередная мания Аманды: первой приезжать куда бы то ни было, чтобы изучить местность перед тем, как появится потенциальный противник. Она терпеть не могла жить в одной комнате с соученицами: всюду раскиданы шмотки, стоит непрестанный галдеж, несет шампунем, лаком для ногтей и лежалыми сластями; без конца обсуждаются последние сплетни, кто-то впадает в истерику, обижается, завидует, насмехается, предает; Аманду все это ни в коей мере не касалось.
— Папа считает, что убийство Эда Стейтона — вендетта в среде гомосексуалистов, — заметила Аманда, прощаясь с дедом.
— На чем основана такая версия?
— На бейсбольной бите, засунутой… сам знаешь куда. — Аманда покраснела, вспомнив видеоролик в Интернете.
— Не стоит спешить с выводами, Аманда. В этом деле еще много непонятного.
— Вот именно. Например: как убийце удалось войти?
— В обязанности Эда Стейтона входило закрывать двери и окна и включать сигнализацию после окончания занятий. Поскольку ни один замок не взломан, следует предположить, что преступник спрятался в школе до того, как Стейтон запер ее, — рассудил Блейк Джексон.
— Будь это умышленное убийство, со Стейтоном расправились бы до того, как он уехал: никто ведь не мог знать, что он вернется.
— Может, убийство было неумышленным, Аманда. В школу проник вор, охранник застал его на месте преступления.
— Папа говорит, что за годы работы в полиции он навидался преступников, способных со страху натворить дел, но никогда еще не встречал такого, кто задержался бы на месте преступления, чтобы надругаться над трупом.
— Что еще говорит Боб?
— Ты знаешь папу: всю информацию из него приходится вытягивать клещами. Он считает, что это не тема для разговора с девочкой моих лет. Первобытный тип.