Игра в судьбу 2
Шрифт:
Глава 14
Следующий месяц просто не хочется вспоминать — гоняли меня как сидорову козу. Нет, как двух или даже трех сидоровых коз разом. Руку к этому приложили и Тавель, забросивший практически все свои дела, и Вессаэль, поступивший аналогично. Под их чутким руководством «совершенствовалась» я практически круглыми сутками, без выходных и праздников. Вернее, праздники все же были — за них сходили те короткие пробежки по острову в обществе маленького дана, на которые мне пусть очень редко, но все-таки удавалось иногда вырваться. Да еще довольно регулярные приглашения Авенеля позировать. Последние остатки свободного времени отнимал Вокэнни,
Зато к концу зимы я уже более-менее освоила то, что юные даны постигали на момент вступления в «школьный возраст». И Тавель все чаще и все настырнее стал настаивать на переносе занятий в школу, к другим учителям — индивидуальные уроки уже не давали того результата, какой требовался. Да и свои дела хисстэ из-за меня совсем забросил и оно его не радовало. Но Вессаэль был против, и, подозреваю, причины этого были загадкой даже для него. В конце концов, Тавель, отчаявшийся выведать их, обозвал сьеррина не слишком лестными для него словами и один уехал на Стальной, предварительно в строгом согласии с традициями и ритуалами разделив с ним свою риву. Все-таки клятва телохранителя — это святое, против такого не попрешь.
В общем, все шло, можно сказать, на редкость тихо, мирно и занудно, до того самого дня, который я запомню надолго. На всю жизнь, наверное.
Начало-то у него было вполне обычное — позанималась с Вессаэлем, несколько раз прогнала комплексы, оставленные перед отъездом Тавелем, искупалась, а после обеда пошла на конюшню к Теви, где и застал меня «телефон» от Авенеля с просьбой приехать. Еще порадовалась, что успела оседлать лошадь и сделать это получится быстро.
Приехала действительно быстро, и до самого заката мы спокойно общались с солнечным, что никогда не мешало ему работать. А затем его не устроила какая-то складочка на «занавеске», в которую я была укутана, и он подошел ее поправить. Повернул непослушную ткань раз, другой, третий — та, видно назло ему, возвращалась на место с упорством, достойным лучшего применения. Ну, он и дернул слишком сильно, обозленный этим неожиданным сопротивлением.
Шелк с тихим шелестом сполз под ноги, оставив меня стоять перед ним в чем мать родила. Я даже не дернулась — привыкла уже, что даны воспринимают это без нашего драматизма. Тем более скульптор, тем более такой…
А он застыл, с очень странным выражением в глазах, не в силах, похоже, отвести взгляд от моей груди. Потом с легким, едва уловимым вздохом, протянул руки и нежно, мимолетно коснулся сосков, тут же испуганно оставив их в покое. А они вдруг откликнулись на столь неожиданную ласку… Волна сладкой дрожи пробежала по моему позвоночнику и свернулась мягким клубком где-то внизу живота. Наши взгляды встретились… и не смогли оторваться друг от друга. А затем я сама, не отдавая себе отчета в том, что делаю, закинула руки ему на плечи и губами нашла сухие горячие губы дана, пальцами зарывшись в его волосы, пахнущие почему-то горькой пылью.
Ответил он жадно, причинив боль своими объятиями, но через несколько секунд резко отстранился, оторвав меня от себя и буквально отпрыгнув на расстояние вытянутой руки.
— Нет, не так, не правильно, — задыхаясь проговорил он. — Ты как жизнь… но не моя… и не будешь…
Да, это я знала. Чувствовала даром или чем там еще, что ничего серьезного между нами не будет. Но здесь и сейчас это не имело абсолютно никакого значения. В эту минуту я хотела только его. Этого по большому счету не слишком знакомого мне дана. Хотела так, что плевать мне было на все остальное. «Черт, да что это со мной? Неужели всего лишь шутки стосковавшегося от одиночества тела? Тогда это очень глупые шутки».
Тем временем Авенель, уже пришедший в себя, чопорно поклонился и произнес свою обычную фразу, которую я слышала от него при каждом расставании:
— Спасибо лаэда, на сегодня мы закончим. Буду счастлив увидеться в следующий раз.
И выскочил за дверь, оставив меня стоять нагишом посреди мастерской.
Ммать!!!
Как я оделась и выбежала из его дома, помню весьма смутно. Корчась от унижения, оседлала лошадь и, вспрыгнув на Тевинни, так ударила ее пятками, что вылетели мы из поместья пробкой от шампанского…
Но дорога до дома была неблизкой, времени остыть и подумать оказалось достаточно. Под конец я успокоилась настолько, что смогла взглянуть на ситуацию с другой, забавной стороны — сегодня мне удалось достать и этого дана. Нашла таки путь, как пробиться сквозь его непонятную, тягучую тоску. Потому что в его глазах, когда он уходил, было очень много чего, но вот запредельного, просто пугающего равнодушия, которое, казалось, поселилось там навсегда — не было. Ни на гран!
К конюшням я подъехала почти ночью, не торопясь, давая себе время окончательно оклематься — совершенно незачем остальным знать о том, что сегодня произошло. Только их жалости мне сейчас и не хватало до полного комплекта. И, как ни странно, это удалось. Я спокойно сняла с лошадки саролгу, тщательно вытерла ее влажную шкуру, поцеловала в нос и отпустила на выпас, а сама отправилась домой, прикидывая, не будет ли проще забраться в спальню по лиане, вьющейся рядом с окном, чем объясняться с данами, если те вдруг заметят чего неладное в моем настроении.
Вот тут-то оно и случилось — когда я проходила мимо небольшого открытого павильона, увитого плющом. Тень, выскользнувшая оттуда, была быстрой и жестокой. Меня просто вдернули внутрь, с размаху впечатав спиной каменную стену навалившимся сильным телом. «Черт, больно же! И царапины наверняка останутся!»
Я собралась уже заорать от возмущения, но видно мысль об этом посетила не только мою голову — рот мне запечатали не слишком нежным поцелуем. За пару секунд, пока я приходила в себя, умелый и требовательный язык раскрыл мои губы, окончательно выведя этот поцелуй из разряда невинных, а похотливые пальцы не стесняясь обшарили все тело.
Справившись, наконец, с растерянностью, я перестала бестолково трепыхаться, тем более что вырваться от сильного и явно опытного мужчины не было никакой возможности и напряженно замерла. Это его озадачило, на что, собственно, и был расчет. Он прекратил терзать мои губы, и я все-таки получила возможность говорить:
— Ты что делаешь? — выдохнула я негромко, уже передумав орать — лучше попробовать справиться самой, не втягивая в это дело данов. Кто их знает, как они отреагируют? Не прибьют ли недоделанного ловеласа на месте и не получится ли еще хуже?
— Успокойся, — прошептали мне в самое ухо голосом Кэрлинна (ну кто бы еще сомневался?), его язык шаловливо прошелся по мочке, и меня передернуло. А затем его губы медленно заскользили вниз, щекоча кожу на каждом выдохе. — Ничего плохо с тобой не случится… Только хорошее… Тебе понравится, уверен… Я ведь умею нравиться… Я это очень хорошо умею… Ведь ты не будешь сопротивляться? Это бесполезно… Это глупо…
«Буду! И еще как буду. Но только не так, как ты думаешь. Не драться же мне с тобой в самом-то деле? Боюсь, тут у меня действительно шансов нет. Но я тебя и без этого сделаю… наверное». Отогнав ненужные сейчас сомнения, я… расслабилась.