Игра в жизнь
Шрифт:
Да! В общем разгуле вседозволенности и я макнул перо в чернильницу. Исправил я себе единственную четверку, затесавшуюся в стройные ряды пятерок, на высший балл.
Валя нехорошо улыбаясь, объяснил мне, что я гад и что он теперь не даст мне покоя. Я сказал, что чья бы корова мычала — а он сам-то что. не исправлял?! «Не-а! — сказал Валя. Я не исправлял. Я смотрел, чего будет, и все видел». Я сказал, что все вписывали, ну, почти все, и он пойдет, значит, говорить на всех Клавдии или самому директору ? «Я доносить не пойду, — сказал Валя. — А от тебя я не отстану, потому что ты гад».
И началась мука Валька В., прогульщик, троечник (при этом, надо признаться, сочинявший неплохие стихи), караулил меня в арках ворот и смотрел на меня. А потом звонил по телефону. Я говорил, что исправил всего одну отметку, всего на один балл, а другие? Другие
Валька стал моей бедой. Он меня достал. Тогда еще не было этого выражения. Но именно это я ощущал — он достал меня! Я спорил с ним, я мог просто сказать — да кто ты такой? Да пошел ты! Но он достал до неведомой мне ранее точки внутри меня. Эта точка болела. И я не знал, что мне делать с этой болью, с этой точкой, с этим Валькой. Выстраивалось очень убедительное оправдание: когда началась буза, надо было быть как все, все исправляют, и ты не выставляйся — тоже исправляй. Убедительно? Почти. Не очень убедительно. Потому что в тот момент криков и толкания локтями тоненько покалывала мыслишка, что в общем гвалте и не заметят, что я тоже... И эту спрятанную от меня самого мыслишку разглядел проклятый Валька. Я жаждал, чтобы тот день с дурацкими исправлениями в дурацком кондуите был стерт не только из памяти, но из реальности, чтобы это приснилось и сон был забыт. Я жаждал, чтобы любыми средствами исчез Валька изо всех подворотен, мимо которых я проходил, чтобы он вообще исчез, чтобы не было его в этой жизни. Что отдать, чтобы так случилось, что сделать? Убить его мало! Да, да, этого мало, потому что не только в нем дело. Невнятно, непонятно пробудилась во мне, может быть впервые, жажда покаяния. Встать на колени, облиться слезами и сказать — прости, совсем прости, сотри, как будто не было! Кому сказать? Родителям? Это невозможно! Вальке??? Ну уж нет! Кому?
Это было давно. Потом все как-то рассосалось, даже не помню как. А Вальке я даже благодарен за пробуждение чувства греха и желания каяться. Он был, конечно, злодей, этот Валька. Злодей и садист. Но он — поверх сознания и логики — показал мне, что большая разница: хватать кусок, потому что не имеешь, или хватать добавочный кусок, потому что имеешь недостаточно. Я и дальше в жизни путался с этими понятиями. А с Валей, уже взрослым, мы пару раз встречались, даже сотрудничали на литературном поприще. Про его явления в арках не вспоминали. Ни он, ни я слыхом не слыхали тогда о таких словах:
«Я писал вам в послании — не сообщаться с блудниками.
Впрочем, не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, ... или хищниками, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего.
Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем... или злоречивым, или хищником, с таким даже и не есть вместе.
Ибо что мне судить внешних? Не внутренних ли вы судите?
Внешних же судит Бог...»
ОТЕЦ ЧАСТО ПОВТОРЯЛ: «Я ЧЕЛОВЕК ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА». Говорил он это со смесью гордости и растерянности. Смысл был такой — к сожалению, за сегодняшним днем, за сегодняшними понятиями жизни мне не угнаться, но, честно говоря, и не особенно хочется, ибо понятия эти мне не по душе, прежние были в чем-то лучше.
Теперь я с той же интонацией могу произнести. «Я человек двадцатого века».
Может быть, дед и прадед говорили это про свои века? Что это, возрастное занудство, интеллигентское неприятие настоящего в угоду чему угодно, хоть прошлому? Что мир уже не тот, и молодежь не та, и огурцы нынче не того вкуса — это действительно все поколения повторяют. Понимаю это. И однако кажется, что смена тысячелетий впрямь подвела черту под одной жизнью и началась совсем другая.
Пожалуй, дело не в технических чудесах. Конечно, самолет чудо. Но ведь когда при Пушкине паровоз поехал,
Но нет! Дело в самом пользователе Интернета и всех прочих чудес. Человек переменился! Кажется мне (может быть, только кажется, мерещится?), что переменился самый устав жизни. Шкала ценностей не то чтобы подверглась поправкам, а прямо-таки вывернулась наизнанку. Выскочил человек из неволи и попал в такую волю, что чем больше строит, тем больше рушит.
СТРАННЫЕ ВИДЕНИЯ ВДРУГ ПОСЕЩАЮТ МЕНЯ средь бела дня. Я иду по своей улице, достаточно широкой, на моих глазах несколько лет назад ее еще расширяли и упорядочивали. Мостовая для четырех полос движения, хорошо приподнятый широкий тротуар, садики, деревья, детские площадки. Куда все исчезло? Вот из школы две молодые учительницы выводят вереницу малолеток. Они протискиваются, обтирая стены домов и железо автомобилей своими пальтишками. Автомобили заняли все пространство. Проезжая полоса одна, и разминуться машины не могут. Багажники и капоты нависли над тротуарами. Кубы мусорных баков захватили остатки свободного места. Баки открыты. В них постоянно копаются мужские и женские особи. Жирные вороны скачут под ногами. Прохожих не очень много. Потому что большинство сидит в машинах. А машины не движутся. Потому что вечная «пробка». И люди даже не высовываются, чтобы крикнуть, попросить, посоветовать, даже не ругаются. Привыкли. Ждут. Школьники бочком пробираются, болтая о своих малолетних заботах. Привыкли. Тоже не замечают уже, что им нет места на этой улице. И наплывает впечатление от туристического аттракциона...
«Ой, сюда, сюда! Смотрите, это ж надо, какая узенькая улочка, — бредем по кварталам старого города где-то в Германии или в Испании. Руки раскинуть — до обеих стенок сразу дотронуться можно! Здорово! Только не понять, как же тут люди жили — ни пройти, ни проехать. О-о! Здесь пошире, карета могла проехать, но две навстречу друг другу уж ни за что... Да-а... как же все переменилось, скорости прежде всего... Подумать только, на лошадях из Питера в Берлин ездили, в Париж...»
Не замечаем, что по Москве в пятницу скорость никак не больше пяти километров в час — медленнее, чем карета. В метро, в метро! Прочь, под землю! Толпой, толпой, разберитесь по два... да не нажимайте так! Скорее за пределы центра, на вольные шоссе... А там вообще не проехать.. А мы свернем к аэропорту, а у нас и средства есть, и пропуск всюду... Улетим далеко, улетим куда хотим... Летят самолеты быстро, все быстрее. Только вот посадка в самолет все длиннее, все медленнее... Проверки на металл, на оружие, на все колющее, режущее, брызгающее, заражающее... Народу много, все детят. Деловые люди летят, и бездельники летят, злодеи летят, друг к другу летят, друг от друга детят.. Небо большое, а и там уже разъехаться трудно. «Дайте мне коридор! Продайте право пролета над вашей головой!» — «А мы над вашей!» — «А мы оба над ихней!» — «А мы еще выше, а мы над вами!» — «А террористы где?» Ой, подумать страшно, они ведь везде могут быть. Об этом лучше не думать.
Билось человечество за свободное время. Баррикады строили, грудью на штыки шли. Мы не рабы, рабы не мы! Два века боролись — нельзя трудиться по двенадцать часов, тем более по четырнадцать. Нельзя без выходных дней! Нужны оплаченные отпуска! Умерьте эксплуатацию! Человек должен и себе принадлежать! Требовали, стояли насмерть, завоевывали. Завоевали! Было! Восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю! Правильно — не прежние времена, вон сколько механизмов наделали, пусть механизмы работают! А мы будем книжки читать, девушек любить, в театры ходить, белье стирать и Богу молиться. Фиг с маслом! Ничего не вышло! Денег не хватает, на двух работах работают, на трех. Все равно не хватает. Продавщица в фотомагазине на Садовом говорит: «А у нас выходные вообще отменили. А мы с десяти до десяти. А не знаю почему. Так велели. А что мы можем? Кому жаловаться? Мы не знаем. И времени нет. У нас вообще никогда нет времени. Мы все дни торгуем. Ой, что вы! Да на мое место сразу другие найдутся». И те же слова произносит продавщица кондитерского магазина в Беер-Шеве в Израиле. И то же повторяет горничная в маленьком отельчике на Рамблас в Барселоне.