Игры Немезиды
Шрифт:
Эпилог.
Советер
«У меня есть трек–номер, — в шестой или седьмой раз повторял капитан грузового суденышка. — Есть подтверждение отгрузки и трек–номер прямо от „Аматикс Фармацевтик“. Груз поступил на «Медину» полгода назад. У меня есть трек-номер!»
Слушая ответ, Советер пил из груши горячий чай. Он предпочел бы виски из рюмки, но был на вахте, да и «Баркейт» шел без ускорения. Вахта делала невозможным виски, невесомость — рюмку. Конечно, капитанская рубка — его владения, и здесь он имел право заниматься, чем хочет. И занимался. Для него исполнение долга было приятнее виски.
«Сабес ваш номер, „Тореадор", — ответил голос с «Медины». — Хотя „Аматикс"? Эса эс земная фирма. «Медина» не принимает компаний с Земли».
«Баркейт» был боевым кораблем класса «Доннаджер». Маленький космический город, отлаженный, как машина, и способный раздробить на частицы мельче песчинок не только малютку–грузовик, но и станцию «Медина». Однако и он, и остальной флот Дуарте дожидались разрешения на вход в следующее кольцо и начало второй, еще более удивительной стадии полета от диспетчерской службы «Медины». Казалось бы, избыточная вежливость со стороны флота — но для нее были причины. Не в последнюю очередь — общее нежелание применять тяжелое оружие в такой близости от станции чужаков, которая инертно висела в огромном не–пространстве между кольцами. Они не готовы были ее будить. Пока еще не готовы.
В дверь тихо постучали. Советер оправил мундир.
— Войдите.
Лейтенант Баббадж, придерживаясь за скобу на раме, открыла дверь. В жесте воинского приветствия ощущалось беспокойство. Советер заставил ее задержать руку в салюте и только потом ответил на приветствие и позволил войти.
«Я десять месяцев в пути! — орал капитан „Тореадора". — Если колония не получит груза, им конец».
— Слышали? — спросил Советер, кивая на динамик.
— Нет, сэр. — Смуглая кожа женщины приобрела пепельный оттенок. Губы были сжаты в ниточку.
«Юзгюн, „Тореадор", — ответила станция «Медина». — Вам нужно загрузиться медициной, вир кеннен…»
«Мне не загрузиться нужно, мне, черт вас побери, нужен мой груз! Его отследили до вашей станции, и я не…»
Советер отключил переговоры и сделал еще глоток из груши.
— Более или менее одно и то же чуть ли не целый час. Неловкое у них положение.
— Да, сэр.
— Знаете, почему я хотел, чтобы вы это услышали?
Она проглотила страх — молодец! — и ответила ровным голосом:
— Чтобы показать, к чему приводит нарушение дисциплины, сэр.
— В конечном счете да. Мне доложили, что вы нарушили форму одежды. Это так?
— Только браслет, сэр. Он достался мне от матери, и я подумала… — Голос у нее все–таки сорвался. — Да, сэр, вам верно доложили, сэр.
— Благодарю, лейтенант. Я ценю вашу искренность.
— Разрешите говорить свободно, сэр?
Советер усмехнулся:
— Разрешаю.
— Смею сказать, форма одежды определялась распорядком военного флота Марсианской Республики. Если мы намерены нарушить порядок перехода, то, возможно, и другие требования стоит пересмотреть, сэр?
— Вы о том, что мы вообще здесь?
Ее лицо застыло. Лейтенант позволила себе лишнее и понимала это. Такое случается. Смущение и детское желание топнуть ногой, заявляя: «Так не честно». Капитан бы на ее месте до такого не дошел. Но раз уж карты на стол, так на стол. Ход обратно не берут.
— Верно, мы живем во времена перемен. Когда законно избранное правительство оказалось несостоятельным, адмирал Дуарте взял на себя власть над флотом и ответственность за него. Я подчинен непосредственно ему и выполняю его приказы. Вы, согласно той же иерархии подчинения, должны выполнять мои. Флот действует независимо, но это не отменяет всех правил.
— Сэр, — ответила Баббадж.
Подразумевалось «да, сэр», но «да» она не сказала.
— Знаете, что будет, если я запишу вам отказ подчиняться флотской дисциплине?
— Меня могут сместить с должности, сэр.
— Могут. А если делу дадут ход, то и вовсе разжалуют. Отстранят от службы. Позорная отставка. Не из–за браслета, конечно. Браслет — мелочь, но если это пойдет дальше… Вы поняли?
— Поняла, сэр.
— Как вы думаете, что будет, если вас отправят в отставку?
Она в замешательстве смотрела на капитана. Он жестом позволил говорить.
— Я… я не… — запнулась она.
— И я не знаю, — кивнул Советер. — Раньше, на Марсе, вы вернулись бы к гражданской жизни. Но там, куда мы направляемся, гражданской жизни нет. Там вообще нет человеческой жизни. Мне что, предоставить вам шанс встроиться в местную пищевую цепочку? Или я должен тратить время и ресурсы, чтобы отослать вас назад — кстати, куда назад? Силы, захватившие власть на Марсе, сочтут вас изменницей — как и меня. Вас приговорят к пожизненному, если не согласитесь на сотрудничество. А если вы готовы согласиться на сотрудничество, то мне нет никакого резона посылать вас назад. Верно?
— Да, сэр.
Он видел, как в ее глазах зарождается понимание. Впрочем, только зарождается. Человечество так слабо! Не только у нее, у половины популяции интеллект ниже среднего уровня. У половины верность ниже средней. Средняя преданность долгу… Законы статистики жестоки. Удивительно, как этот вид столь многого сумел достичь.
— Теперь, когда мы взяли инициативу на себя, — продолжал он, — строгая дисциплина будет еще важнее. Мы сейчас в положении дальних космических кораблей, существовавших во времена до эпштейновской тяги. Община исследователей и воинов, изолированная на много месяцев, если не лет. Там, где со всех сторон пустота, нет места посторонним. Понимаю, вы обижены, что…
— Нет, сэр, не обижена…
— Понимаю, вы обижены, что я на вас обрушился за такую мелочь, как браслет. Это кажется пустяком, это и есть пустяк. Но если я стану ждать серьезных нарушений, мы очень–очень скоро дойдем до вопросов жизни и смерти. Я не могу позволить себе рыцарства.
— Я понимаю, сэр.
— Рад слышать.
Он протянул к ней руку ладонью вверх. Баббадж смахнула слезы и быстро порылась в кармане. Положив браслет ему на ладонь, она на лишнюю секунду задержала руку. Вещица что-то значила для женщины. Отдавая браслет, она приносила жертву. Советер сжал пальцы на тонкой серебряной цепочке с подвеской–ласточкой. И постарался мягко улыбнуться.