Игры Немезиды
Шрифт:
Вокруг разваливалась тюрьма. По стенам бежали трещины — как если бы пол приподняли на несколько сантиметров, а затем вернули на место. Из каких–то труб струилась вода. Аварийная сеть работала, но кое–где лампочки погасли, оставив темные пятна. Даже если бы: лифты не отказали, Амос не стал бы на них полагаться. Годы на корабле, кроме всего прочего, научили его определять состояние целого по мелочам. Если бы эта тюрьма крутилась на орбите, Амос спал бы в скафандре, чтобы избежать неприятных сюрпризов, таких как проснуться без воздуха, например.
— А ну брось свистеть, — резко велел ему Конечек.
— А я свистел? — удивился Амос.
— Свистел, — сказала Кларисса, баюкая поврежденную руку.
— Угу. — Амос опять засвистел, уже нарочно.
— Кончай, я сказал, — зарычал Конечек.
— Ага, — дружелюбно кивнул ему Амос, — ты и вправду сказал.
— Заключенным не разговаривать, — рявкнула сзади Рона, — а гостя убедительно прошу заткнуться на хрен.
Амос уголком глаза наблюдал за Конечеком. Пожалуй, биться об заклад рано, но, наверное, сорок–шестьдесят из ста, что одному из них придется убить другого. Не сейчас, но еще до того, как все кончится. Амос надеялся на оставшиеся сорок процентов.
По полу прошла дрожь — как будто заработал плохо отрегулированный маневровый двигатель. В янтарном свете лампочки снежинками закружилась пыль. Моррис буркнул что–то нецензурное.
— Вторичный толчок, — сказала Рона. — Это просто вторичный толчок.
— Не исключено, — согласилась Кларисса. — Возможно, докатилась ударная волна из Африки. Не помню, с какой скоростью такие волны проходят через мантию.
Какая, на хрен, Африка, — сказал Конечек. — Мы бы не почувствовали.
— Волна после взрыва электростанции в Галвестоне регистрировалась даже на третьем прохождении вокруг планеты, — сказала Кларисса.
— Ого, а шлюшка–то — профессор истории.
— Заключенным не разговаривать! — крикнула Рона. Голос у нее срывался.
За поворотом светилась зеленым огоньком картинка с толстоногим человечком, поднимающимся по ступеням. Амос задумался, сколько еще народу заперто на этом уровне и ждет спасения. И сколько уже тащатся наверх по лестнице. Охранники помалкивали, но Амос бы поручился, что немало людей прямо сейчас брали судьбу в свои руки.
Моррис остановился у двери на лестницу. Красный сигнал на встроенном рядом дисплее показывал, что замок заперт, пока он не провел над ним ручным терминалом и не набрал пароль. Сигнал сменился зеленым, и дверь отъехала в сторону. «Конечно, тюремные замки должны быть запитаны на аварийную цепь», — сообразил Амос. И задумался, сколько еще дверей окажется на замке.
В коридор хлынул оползень из мокрой грязи с камнями, кусками бетона и арматуры. Моррис с воплем отскочил и упал наземь, вцепившись себе в бедро. Штаны у него порвались, и Амос увидел между пальцами темную влагу. Кровь.
— Моррис, — позвала Рона, — доложись!
— Придется накладывать швы.
— Пройду вперед, гляну, — сказал Амос, опустив «так что, пожалуйста, не стреляйте».
Щебень, смешанный с землей, лежал так густо, что ступени под ним даже не угадывались. Откуда течет вода, Амос не знал, но, судя по запаху, она была чистой. Значит, возможно, питьевой. Еще один толчок сдвинул пару камней и кусок бетона величиной с голову.
Салливан без умолку сыпал ругательствами: в них слышалась не столько злость, сколько первые симптомы паники. Амос покачал головой.
— Здесь никто не пройдет, — сказал он. — Тут землекопному меху работы на несколько месяцев. Надо искать другую дорогу.
— Какую на хрен другую? — обернулась к нему Рона. — Это запасный выход. Вот именно здесь.
— Персик?
Голос Клариссы прозвучал спокойно, только немного невнятно.
— Трудно, Амос. Это тюрьма для особо опасных. В ней не предусмотрено простых выходов.
— Справедливо, — кивнул Амос. — А если хорошенько подумать?
— У охраны есть аварийный пароль. Если вскрыть лифтовую шахту и если кабина не заблокирована, можно было бы забраться наверх.
— Десять этажей при полном g со сломанной рукой?
О возможном сотрясении мозга, нарушившем ее чувство равновесия, он промолчал.
— Я не говорю, что будет легко.
— Все служебные трапы перекрыты, — сказала сопровождающая. — Перегорожены дверями, чтобы никто не поднялся по ним без разрешения.
Конечек громко и безрадостно расхохотался, и Салливан снова навел на него свой не–совсем–пистолет.
— Персик?
— Не знаю. Может, найдется еще что–то.
Амос покрутил головой — шейные позвонки затрещали, как хлопушки.
— Денек, — сказал он, — обещает быть долгим и мерзким.
Глава 25
Наоми
История разворачивалась стремительно и с каждой минутой становилась хуже. Новости с Земли и Марса, а потом и сообщения с Тихо и Ганимеда вели бледные, ошеломленные, а то и плачущие репортеры. Большую часть диапазона частот занимало избиение Земли — кадры Апокалипсиса. Прибрежные города Атлантики и волны–жернова, перемалывающие сорокапятидесятиэтажные здания. Строй малых торнадо, протянувшийся по фронту ударной волны. Планета, которую Наоми привыкла видеть светящейся огоньками ночных городов, потемнела. Полевые госпитали Дакара, где пепел и камни засыпали бесконечные ряды мертвецов. Потрясенный представитель ООН, подтверждающий смерть генерального секретаря. Пространство между планетами заполнилось слухами и догадками, сообщениями и теориями, которые очень скоро начали противоречить друг другу. Лаг сигнала еще осложнял дело. Из–за него почти невозможно было выстроить события по порядку. Казалось, все происходит одновременно.
Именно этого, по мнению Наоми, и добивался Марко. Сообщения из других мест — в иной день ставшие бы кошмарной сенсацией — представлялись сносками к великому роману о погибающей Земле. Да, была предпринята попытка удара по Тихо, но Земля гибнет. Да, ячейка АВП захватила контроль над портами Ганимеда, но Земля гибнет. Да, идет бой между кораблями марсианского конвоя и неустановленной силой, расположенной у астероидов Венгрии, но Земля гибнет.
Некуда было деться от ощущения, что на человечество обрушивается нечто ужасное.
За стеной, в рубке связи, каждое новое сообщение встречали радостными криками. Наоми в отведенной ей каюте наблюдала за происходящим и чувствовала, как немеет ум. А под онемением скрывалось что–то еще. Она выдержала половину вахты, потом отключила экран. Отразившееся в пустоте монитора собственное лицо показалось ей очередным репортером, тщетно подбирающим слова. Наоми вытолкнула себя из амортизатора и вышла в общее помещение. Оно так напоминало камбуз «Роси», что мозг все пытался узнать его, терпел неудачу и начинал сначала. В совсем незнакомом месте было бы проще, чем здесь, в этом подобии с неуловимыми отличиями.