Игры олигархов
Шрифт:
Леший стащил с Ярославы остатки одежды и поставил на колени, начал входить сзади, придерживая зашипевшую девушку за шею. Он не торопился, он хотел, чтобы она прочувствовала его, поняла, что она и кто он.
Алекс смотрел на снежно белую спину, тонкий стан, лицо прижатое щекой к дивану, видел как извиваясь девушка пытается ускользнуть от него, не понимая что зажата, что не уйти, и чувствовал себя Богом что смотрит на метания людей со своей высоты, чувствовал себя настоящим покорителем вершины, что стоя на пике, оглядывает снег под ногами, лежащие пред ним просторы, изгибы гор, маленьких вершин внизу, что локотки, что руки Ярославы, пытающиеся зацепиться за что-нибудь, дотянуться до него, оттолкнуться, чтобы оттолкнуть, но тем лишь сильнее покоряются.
Он брал ее не спеша, оглаживая и любуясь, как Кощей свое злато.
Растягивал удовольствие, давая ей притихнуть, а, после, вновь заставляя трепетать, биться, мечтать увернуться и… отдаться наслаждению. Он ждал капитуляции, ждал, когда она затихнет, окончательно подчинившись. И дождался - девушка вскрикнула, содрогнувшись, забилась уже не гоня, а принимая, не от ненависти - от удовольствия.
И ему было настолько хорошо, что все остальное бледнело перед этим ощущением, уходило прочь как бедняк с котомкой, которому нечего делать на барском дворе.
Глава 15
Потребность Алекса в обществе Ярославы то росла, то исчезала.
Ломать себя и гнуться под его капризы, девушке было все трудней. Она надеялась хоть как-то свыкнуться, затаиться и пережить этот год, но чем большей дней проходило, тем меньше было терпения и желания терпеть. Порой девушке очень хотелось опустить на голову Лешинского тяжелый предмет или задушить подушкой ночью, пока он сладко посапывает рядом.
Нервное напряжение в свою очередь сказывалось головными болями и перепадами настроения: Ярослава то впадала в апатию, то оживала и начинала на что-то надеяться, то строила планы как сбежать из особняка, не навредив подругам, то оказывалась во власти тоски и ненависти от безысходности.
Она уже не пыталась привыкнуть к Лешинскому и хоть как-то пережить его общество, но еще надеялась как-то свыкнуться с жизнью в его доме, но один день здесь походил на другой и вызывал раздражение своей монотонностью.
День здесь начинался с обеда и заканчивался под утро. Все сновали, создавали видимость, что они что-то делают, но Ярославе не доставалось и этого. Она в прямом смысле пинала воздух, не зная чем заняться.
Несколько дней Леший возил ее по бутикам и наряжал как куклу, причем не спрашивал ее мнения, нравиться ей эта вещь или та или нет.
Ее мнения вообще никто не спрашивал, как не интересовался пристрастиями в пище, одежде, даже в выборе цвета лака для ногтей слово оставалось за той, которая делала маникюр.
Девушка чувствовала себя бессловесной игрушкой, девочкой по вызову. Помочь на кухне - нельзя, сделать что-то по дому - нельзя, пойти прогуляться - тоже нельзя, потому что Алекс дома и может в любой момент позвать ее. И звал. Если не являлся сам, то приходил охранник и провожал ее до бассейна или кабинета. И только за одним.
Неутомимость Алекса уже пугала Ярославу, фантазии убивали. Он мог пригласить ее лишь для того чтобы взять на бильярдном столе, обнять в бассейне, огладить усадив на столе кабинета или всего лишь поцеловать на балконе.
Ей всерьез показалось, что собственное удовлетворение - единственное ради чего он живет. И презирала его за это, себя за то, что стала объектом удовлетворения, сосудом, что наполняется по прихоти, а потом отодвигается.
Говорят, ко всему можно привыкнуть, но видно Ярослава стала исключением из правила. Она никак не могла привыкнуть ни к бездействию, ни к манере Лешего и его привычкам, не к укладу в доме, ни к пренебрежению, как со стороны хозяина, так и со стороны его подчиненных, ни к гостям, что посещали особняк - надменными, насупленными как индюки. Они напоминали ей персонажей спектакля или карнавальные маски - по разному разряженные и разные по телосложению, внешнему виду женщины, имели одну и ту же холодную и неприступно гордую осанку, выражение лица. Мужчины, улыбчивые и хмурые, худые и полные, брюнеты и блондины, были, как один одеты с иголочки, вальяжны и хитроглазы. И все надменны. Они были похожи на кукол из отдела игрушек, пластмассовых "Кенов" и "барби".
Внутри Ярославы рос бунт, но мозг еще не находил выхода для него.
Зато она четко поняла - Алекс - маньяк, инопланетянин. Легче, конечно не стало, но стало ясно, что не стоит заморачивать себе голову над его пристрастиями, словами, взглядами на жизнь. Он больной и психика у него "вывернутая", а что с такого возьмешь?
Но ведь и маньяку должна когда-нибудь наскучить жертва? И была уверена, так и случиться, но вот уже второй месяц, как она в особняке, а ничего не менялось.
У Ярославы появилось любопытство: как же было с другими его женщинами, например с той же Жанной, о которой говорил Никита. Этот вопрос Лешинскому не задашь, не подставив охранника, поэтому девушка решила выпытать его самого. Набралась смелости и подошла к охраннику в холле.
– Мне нужен Никита. Вы не могли бы его позвать?
Мужчина с минуту рассматривал ее как все в доме - сверху вниз, и недовольно поджав губы, поднес рацию к губам:
– Макс, тут Никиту спрашивают… Да, /эта/… Ага. Жди, - бросил и замер, рассматривая вензеля герба Лешинского над зеркалом холла.
Ярослава склонила голову - /эта.///
В пренебрежительном прозвище было суть отношения к ней: отношения, как к очередной, приходящее - уходящей вещи, именно - вещи, а не человеку. Вещи, которую здесь терпят лишь потому, что того желает хозяин, но им все равно на нее, что с ней, как, кто она
– тоже не волнует. Много чести утруждать себя, узнавая ее имя, и относиться как к равной - тоже. Кто она такая?
Жутко. А главное не знаешь, что с этим делать, понимаешь, что в чем-то они правы.
Двери с улицы открылись, но вместо Никиты в холл вплыла высокая, элегантная женщина с яркой внешностью.
Она мазнула взглядом по Ярославе и уставилась на охранника.
– Алекс у себя?
– Да, - заверил мужчина.
Женщина чему-то улыбнулась неестественно пухлыми, словно вспухшими, но ровно подведенными помадой губами, стянула перчатки, скинула легкую короткую шубку… на руки Ярославе:
– Мне "Леди Грей" и не переборщите с лимоном, милочка, - бросила не глядя, поднимаясь по лестнице, как королевская особа, чуть покачивая обтянутыми длинной шелковой юбкой бедрами.