Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
– Где ваши манеры, шохей? Разве пристало старшему сыну Хаффи носиться по коридорам и нарушать покой женского крыла подобными безобразными выходками?
Впрочем, она старалась зря – мальчик мало внимания уделил столь холодной отповеди. Легко запрыгнув на подиум, он выхватил из корзинки фруктов спелое яблоко , тут же впившись в сочную мякоть крепкими клыками.
– Шохей! – Добавив в голос усталость, ещё раз попыталась урезонить «сына» Гюссхе. – Что скажет Хаффи, когда узнает о ваших проделках?
– Есть новости о хьоне?
Гюссхе долгим внимательным взглядом обвела комнату и многие навострившие
– Касам, – проникновенно начала Гюссхе. – Не называй Великого Дракона хьоном, он тебе не отец. Твоих родителей звали…
– Они мало сделали для того, чтобы почитать их. – С’хленн бросил мрачный, не по-детски тяжёлый взгляд в сторону сестры. – А хьон, он – настоящий. Он не позволил мне умереть, а тебе дал всё это богатство: шикарные одежды, послушных служанок, сундуки драгоценностей… Почему ты так ненавидишь его за это?
– Много ты понимаешь, детёныш! – Раздражённо и даже с ноткой обиды в голосе, запротестовала женщина. – Змееглазый просто насмехается над нами! Вот увидишь, как только вылупятся детёныши Феридэ, он и думать забудет о тебе. Мы для него просто живые игрушки. Что ты будешь делать, когда станешь не нужным своему «хьону»?
– Я буду рядом, чтобы помогать во всём. – С’хленн грустно улыбнулся, отложив недоеденное яблоко. – Если хьон полюбит тех, других, детей сильнее меня, я буду ухаживать за ними так, словно они моя величайшая в мире драгоценность, и тогда, возможно, отец снова будет ласков со мной. Я не сдамся, Гюссхе, а ты?
Она промолчала, потому что, пожелав уязвить своими злыми словами брата, в первую очередь больно сделала себе. Как ей жить после того, как она станет ненужной Араши? Вдруг в своих странствиях он найдёт эссу достойней и прекрасней, чем дочь Гнезда Гъёлл?
– Так что говорят целители? – Ворвался в её тёмные, горестные рассуждения, звонкий мальчишеский голос.
– Ты теперь шохей, наследник, так пойди и спроси, – язвительная улыбка раздвинула тонкие губы схей-фьял, хотя ей так хотелось заплакать. С’хленн обиженно надулся и некоторое время в комнате было совсем тихо – каждый из них думал о своём, пока мальчик вдруг не спросил:
– Ты совсем не любишь хьона?
Не ожидавшая подобного вопроса, да ещё и настолько возмутительно прямого, женщина даже задохнулась от смущения:
– Касам!
– Зови меня другим именем.
– Ах ты маленький негодник! Кто тебе позволил говорить со мной в подобном тоне, и тем более, спрашивать о подобных вещах?!
– Я буду хафесом, – заявил, гордо задрав подбородок, мальчик. – Так мне сказал генерал Фахасс. А ты – всего лишь женщина. Если хьон захочет, он заведёт себе много жён, так что если ты не будешь достаточно умна, чтобы хотя бы делать вид, что любишь его, у меня может появиться и вторая, и третья мать.
– Где ты это услышал? Кто сказал эти слова?
С’хленн пожал плечами:
– Все на кухнях об этом говорят. Знаешь, многие из знатных, красивых эсс только и ждут случая, чтобы оттеснить тебя в сторонку. А я не хочу этого. – Ребёнок тоскливо вздохнул. – Когда хьон, наконец, проснётся, я очень-очень попрошу его, чтобы он не
Гюссхе покачала головой. Араши не казался ей одиноким, мальчик, верно, ошибся. Да и разве это возможно? Воплощение Бога всегда будут окружать царедворцы и священнослужители, которым не терпится приобщиться к его славе, так что у трона Араши всегда будет стоять неиссякаемая очередь за божественной благодатью. Зачем ему ещё такая строптивая женщина?
– Касам… С’хленн. Всё очень сложно, намного сложнее, чем ты можешь себе представить. Ты – всего лишь детёныш и не понимаешь, как трудно…
– Просто любить?
– Он – человек. Не нашего рода, пойми, наконец!
– Хьон добрый, я знаю. – С’хленн посмотрел на вышивку, которую держала в руках Гюссхе. – Когда я был там, во тьме, я слышал, как он звал меня. Мне было холодно и страшно, а его тёплые руки обняли меня и вернули к свету. Пусть он не из народа хсаши, но его отметили Изначальные и я решил, что буду ему верным сыном.
Вдруг дверь покоев отворилась и пожилая женщина, распорядительница комнат, раскрасневшаяся от бега и несолидно для её возраста и положения хватаясь за сердце, сообщила:
– Госпожа схей-фьял… Хаффи очнулся и ожидает вас к себе.
Сердце Гюссхе подпрыгнуло к самому горлу и, совершив этот невозможный кульбит, вернулось на место, заколотившись с удвоенной силой. Рядом порывисто вздохнул мальчик, зачем-то сжав в побелевших от волнения пальцах край её изукрашенного богатой вышивкой одеяния. Их глаза встретились всего лишь на миг, но большего и не нужно было, чтобы понять, как сильно они ждали этих слов!
– Идём, – Гюссхе поднялась с места плавно и грациозно, хотя в душе и позавидовала той непосредственности, с которой С’хленн, соскочив с подиума, бросился к двери. Ей хотелось крикнуть ему: «Не обольщайся, питая ложные надежды, ибо потом будет слишком больно и горько терять их!», но не посмела. В конце концов, она впервые видела младшего братишку таким… живым. Его глаза сияли неподдельным возбуждением, в них мешались восторг предвкушения от встречи с Драконом и страх – вдруг не признает, откажется от своих слов.
Спеша за ним по коридору к медицинскому крылу, Гюссхе эль Гъёлл в смятении думала, как же ей поступить? С трудом преодолевая многовековые барьеры, выстроенные традициями, гласящими – воспитанная эсса не должна явно обнаруживать свои чувства, Гюссхе тем не менее, не могла скрыть своего волнения. Какими словами ей приветствовать Хаффи? Что сказать? Как посмотреть в эти золотые глаза и признать свою вину, ведь это из-за её слабости когти ненасытной Феридэ едва не оборвали жизнь Араши! Но больше всего её задели слова С’хленна о том, что Хаффи, оправившись от болезни, заведёт себе много жён, которые, несомненно, будут более ласковыми и нежными, нежели она. Мысли об этом отравленными иглами впивались в сердце и она всё ускоряла шаг в надежде, что Араши развеет все эти сомнения одним своим взглядом, брошенным из-под тёмных ресниц, своей невозможной улыбкой, переворачивающей душу и разрушающей все обеты.