Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
– Чего изволите?
– Кружку эля. Самого лучшего.
Увидев в руках незнакомца увесистый кошель, девица заторопилась, тут же исчезнув в кухонном помещении, так что когда Фабио добрался до барной стойки, осторожно обогнув все столы с поднятыми на них стульями и скамьями, его уже встречал услужливо улыбающийся хозяин заведения. Мигом оценив презентабельный вид принца, а в особенности уделив внимание серому мундиру «Акелла» с белой лилией на плече, дядька выставил на барную стойку здоровую кружку тёмного пива.
– Пустовато здесь, – заметил Фабио, пригубив напиток и крякнув от удовольствия. В пивоварне, принадлежавшей его матери, варили эль не на много хуже этого и он даже испытал
– Так рано ещё, господин. – Заискивающе улыбнулся трактирщик. Почему-то все заведения подобного рода, в которых за свои сто пятьдесят лет бывал Фабио, имели в своих владельцах кругленьких и низких мужичков с красными, потными лицами и льстивыми улыбочками. Наверное, это была какая-то особая раса. – Все в поле, а сюда придут только ближе к вечеру, поэтому, если вам нужна комната…
– Обойдусь, – коротко отрезал герцог. – Скажи-ка лучше, любезный, нет ли поблизости от деревни старого господского поместья?
– Как же не быть, уважаемый. – На широкое добродушное лицо трактирщика будто легла тень. – В трёх лигах к северу, на холме стоит старый дом. Говорят, он принадлежал какой-то знатной семье старого рода.
– А на воротах – леопард?
– Как есть, милорд.
Фабио внутренне возликовал! Его источники не подвели и Дом Эшли находился совсем рядом. Стараясь казаться беспечным, лениво спросил:
– Поди всё ценное вынесли давно?
В пору юности герцогу Турио довелось бывать в самых разных местах и общаться с разными людьми. В отличие от своих братьев, родившихся и выросших во Дворце, где за ними присматривал целый штат гувернёров, репетиторов и учителей, Фабио долгое время был предоставлен самому себе и считал, что у него действительно было детство. Мать его, Фэйа Роннен, воспитала в сыне любовь к свободе и ему претила та покорность, с которой братья выслушивали и исполняли повеления отца. Не желая становиться узником этой слепой преданности и любви, пытаясь сохранить свои убеждения, юный Фабио не долго пробыл в столице. При первом же удобном случае он бежал в Эргон, где судьба и свела его с Кэтрин Старр и заодно преподала пару жестоких, но весьма доходчивых уроков, поубавив наивности и подростковой бесшабашности. Но и после того, как отец, разыскав, вернул Фабио обратно во Дворец, юноша продолжал бунтовать. Сейчас, по прошествии многих лет, герцог Турио, оглядываясь на своё прошлое, не мог сдержать горькой улыбки. Каким же глупым он был тогда! Наивно полагал, что в идеях повстанцев есть рациональное зерно, что, если с умом подойти к проблемам многих, можно вывести правильное решение, словно доказать теорему. Считал, что одному под силу изменить систему… Тогда он как никогда был близок к тому, чтобы примкнуть к сопротивлению и только могучий инстинкт сыновьего долга останавливал его на краю пропасти. И сейчас Фабио был рад, что не сорвался в неё. Он решил действовать иначе. Отец научил его одной очень важной мудрости и Фабио всегда будет помнить тот разговор…
+++
– Я просто хочу равноправия, – устало повторил юноша, отчаявшись доказать свою точку зрения более старшему и опытному собеседнику. Тимо подбросил дров в горящий камин, багровые отблески легли на его печальное, суровое лицо, когда он тихо ответил:
– Значит, ты хочешь войны.
– Это совсем не обязательно, – запротестовал Фабио. – История знала множество примеров бескровных революций…
– Остановись, мальчик мой. – На плечо принца опустилась рука с тонкими, бледными пальцами. Император не позволял себе украшений. – Остановись и взгляни на мир не через призму глупых фантазий и убеждений, а как на объективную реальность. Эта Вселенная построена на контрасте: всегда есть чёрное и белое, жизнь и смерть, добро и зло… Разделение проявляется даже в самой природе человеческой, как женское и мужское начала. Ты не в силах изменить суть вещей.
– Но что, если я не одинок в своих суждениях? – Дерзко задрав узкий подбородок, воскликнул Фабио. – У меня есть сотни, тысячи единомышленников как из аристократии одарённых, так и среди простых граждан. Что же делать с ними? Тоже прочитать им умиротворяющую лекцию о границе между нашими мирами и со спокойной душой напутствовать на продолжение их бессмысленного существования?!
И снова его уверенность разбилась о ледяную стену мудрости и спокойствия отца.
– Ты славный ребёнок, Лестер. В тебе горит яркий огонь, но он спалит тех, кого ты поведёшь за собой. Так случалось всегда, когда кто-либо, подобный тебе, наивный идеалист, пытался сдвинуть горы, стоявшие ещё до рождения его предков. Свободы и равноправия, как ты их понимаешь, не существует. Можно быть свободным, даже находясь в плену условностей. Можно чувствовать себя счастливым, занимаясь тем делом, в которое веришь. Что же предлагаешь ты, мальчик? Отобрать у людей то, в чём они понимали смысл их жизней, втолковать этим многоликим массам, как они плохо жили раньше, и вот теперь, благодаря твоей революции, всё, наконец, займёт свои места?
Фабио молчал, ибо именно так он и представлял себе развитие событий, но в словах собеседника чувствовалась безжалостная издевка, отчего возвышенные мечты и желания стали казаться детским бессвязным лепетом вроде: хочу, чтобы все жили счастливо.
– Пойми, свобода – она не что-то такое, что можно взять или завоевать, отобрав у кого-то другого… Свобода всегда с тобой. В тебе. Но вы так молоды, и вам некогда остановится и подумать над этим… Стирая границы между чёрным и белым, ты привносишь в упорядоченный ранее мир хаос и смятение. Всё это может закончиться лишь одним – войной, разрушением, кровопролитием, где нет победивших и проигравших. А те, кто возомнит себя первыми, примутся строить прежние границы, на этот раз, обагряя их кровью невинных жертв твоих бредовых идей о неосуществимом равноправии.
Фабио хотел возразить, но умозаключения отца были так просты и понятны, что казались истиной в последней инстанции. И от этого было очень горько.
– Значит, ничего нельзя сделать? – Прошептал юноша. – Всё это ни к чему не приведёт?
– Так устроена жизнь, малыш. – Пепельных волос Фабио коснулись ледяные пальцы, словно в утешение. – Думаешь, никто не пытался до тебя переделать мир? Эти попытки приносят лишь боль от потерь и шрамы, которые не заживают никогда.
– Ты говоришь так, словно сам пытался совершить…
– Подвиг? – В тишине комнаты раздался тихий, усталый смешок. – Это такая неблагодарная, грязная и страшная работа – совершать подвиги…
+++
Власть предлагала многие пути к достижению цели, открывала запертые до сего момента двери… У того, кто обладал ею, были все шансы влиять на ход истории и Фабио решил, что сам станет тем, кто будет вправе прокладывать новый путь. И если ради этого нужно изображать покорность и смирение – герцог Турио станет послушно склонять голову в присутствии Императора и наследника. До того, как не почувствует, что пора сделать свой ход.
Во время своих странствий Фабио побывал в шкуре пирата, охотника на вампиров, простого фермера и даже телохранителя. Он умел общаться с людьми самых разных сословий и даже сейчас, когда требовалось поддержать беседу с крестьянином, он находил нужные слова, чтобы расположить к себе собеседника, так что очень скоро разница между ними словно стёрлась и человек напротив стал говорить легко и свободно.
– Местные стараются не приближаться к тому дому, и, тем более, что-то брать оттуда. Проклятое место.