Игры с призраком. Кон второй.
Шрифт:
— Куды ж ты в гущу? Порубят! — просипел побратим, откидывая степняков от Халены. А та и поблагодарить не успела — после как-нибудь — к Трувояру на помощь ринулась. И успела вовремя, как и Гневомир — встретила своим клинком летящую в спину парня саблю и отбросила в сторону, а кинжалом в левой руке под дых подлеца — отдыхай! Лошадь вздыбилась, роняя степняка. Мелькнуло искривленное болью лицо, растерянный, еще не понимающий, что остывает, взгляд черных глаз. А Халена уже следующего на землю отправила и пригнулась, пропуская летящую ей в шею, справа, сталь. Мимо. К-ха-а! — пропел ответно ее `Гром' и встретился с ребрами врага.
Разве думаешь о чем, когда рубишься? Разве чувствуешь усталость, когда и слева, и справа враги, и, кажется, конца им нет и края, а отступать — себя не уважать, тех, кто за спинами на них надежу имает, на поруганье отдать. И нет в такие моменты ничего хуже трусости и лучше смерти в чести. И счастье одно на всех — выстоять и победить. Не за себя радея, за тех, кто с мечом не сдюжит, и супротив ворога, что былинка против ветра. Не видать степнякам мирян, не видать просторов поляничей. Каждому своя воля и место, каждому свое дело. И в том оно свято, что по силам и уменью меряно.
Халена не знала и даже не думала, отчего так ловко от смерти уходит, отчего рука меч как себя чует, опасность заведомо предупреждая, предотвращая любой выпад. И усталости словно нет вообще и не было. Одно она понимала — ее место здесь, в сече по праву, наравне с мужами — воинами. Обошла ее судьба женскими делами управляться, зато мужними наградила в довольстве — не стыдно перед побратимами.
Ряды степняков значительно редели. Светлело и враги таяли, что ночные тени. Но и малость их еще злобилась, огрызалась и в рукопашную, и саблями. Халену в лошади ринули. Чудом чужих копыт избежала и огляделась — затихает бой: Светолюб, на рукоять меча опираясь, стоит, на Дружко смотрит, а тот с мальчишкой степняком бавится, дразнит, злит.
— Не убивай, — предупредила Халена, — пленные пригодятся.
Тот улыбнулся с пониманием и отправил степняка в нокаут. Светолюб на Халену уставился, оглядел оценивающе и хохотнул:
— Потрепали тя, воительница.
— Да и ты, смотрю, сполна получил, — не сдержала ответной ухмылки девушка. Светолюб заржал, что жеребец стоялый, меч оттер о тряпицу. — Знатно попотчивали ворогов!
— Авось поперед не сунутся! — заметил Гневомир, подходя к девушке. — Личико испачкала, Солнцеяровна.
Халена лишь плечами пожала: ерунда. Сейчас соберутся все и в Вехи: умываться, есть, пить, спать.
— Устала, — призналась и, воткнув меч в землю, оперлась на крестовину рукояти.
Гневомир хмыкнул:
— Знамо умаялась. Знатно рубилась… Эх, сейчас бы каравая краюху да жбан молока и в поволушу, — протянул мечтательно, оттирая меч от крови.
— Да я бы и здесь поспала — не обиделась. Вот как Лютабор, — кивнула на рыжебородого мужа, что дремал, прислонившись спиной к сосне. Но тут в паре шагов от него засвистел Ковылек и грянул приказ:
— Коней сбирай!!
— Ну, чё орешь, оглашенный?! Давно, поди, в табун согнали! Язвить твою, молодь полоумную! — гаркнул разбуженный мужчина. Тяжело поднялся и потопал к товарищам. — Сбираемся али Светозаровичей пождем?
Светолюб степенно меч в ножны сунул, оглядел поляну в раздумьях:
— Купалы не видно.
— Посекли его, — хмуро бросил Миролюб, подводя в гурту двух коней. Одни поводья Халене сунул. Девушка побледнела:
— Как посекли?
— По голове крестовиной тюкнули. Очухивается. Лежит на опушке, почем свет степняков кроет, в небо глядючи.
— Уф! — успокоено выдохнула Халена: жив! А что контужен да не в меру зол — не страшно. Не впервой его ворчание окружающей среде слушать. — Много раненых? Убитые есть?
И даже дыхание затаила — отведи Солнцеворот вести плохие.
— Десятка два посекли. Двоих наших зарубили, у Светозаровичей потерь поболе, — молвил, отворачиваясь от Халены.
— Кто? — спросили разом она, Гневомир да Светолюб. Лютабор засопел:
— Полянича зарубили. Зрил я, а пробиться не смог.
— Трувояра?! — нахмурилась девушка. А глаза, что всполохи на небе: и черны, и зелены, и желты.
— Не-е, Черныш лег, — качнул головой Миролюб. — И Вел-рыжий.
Халена качнула головой, зубы сжала, чтоб не заплакать по-бабьи, надрывно и глупо. Воин она, дружник — прочь слезы! — приказала себе: Двоих потеряли, да? Но только двоих…
Нашла утешение!
Не сдержалась, выдохнула:
— Больно.
— Сеча завсегда — боль. Землица вона и та от рудицы стонет.
— А ты поплачь, Солнцеяровна, — предложил Гневомир, понимая ее состояние. Та его взглядом ожгла, мигом в себя придя:
— Небось, есть кому без меня выть. Что с поляничами? Здесь вроде все. К ним на помощь спешить надо.
Мужи переглянулись и давай в стороны косить:
— Как десничий скажет, так и будет, — бросил Лютабор.
— Отдохнуть тебе надо, — протянул Гневомир.
— Да вы что? — насторожилась Халена. — Никак и вовсе на подмогу им идти не собираетесь?
— Князь заслон выслал, того и довольно, — буркнул Лютабор.
Халена рот открыла, да слова потеряла. Стояла, смотрела на мужчин, добрых воинов, и понять не могла — почему же соседям в помощи отказывают?
— Каждый сам за себя, да? — выдохнула, вопрошая. Мужи начали разбредаться с глаз девушки. И та, вскочив на коня, наддала его пятками, стремясь к опушке, к Купале. Придется прервать его монолог с небом и потребовать четких объяснений.
Побратимы за ней устремились, учуяв неладное.
На опушке гомон стоял. В рассветных красках сбредающееся гуртом воинство выглядело потрепанным. Кто лежал, давая отдых уставшему организму, кто сидел, лениво переговариваясь с товарищем, кто оружие чистил, кто удалью хвастал, еще находясь в пылу схватки. Тут же сгоняли отловленных коней и гнали в сторону городища. Неизвестно откуда взявшиеся бабы, воду разносили, раненых перевязывали.