Их любимая злодейка
Шрифт:
Для начала Сивер распахнул оконные рамы: позже с занятыми руками сделать это будет проблематично. Затем повернулся к спящему сопернику и сдёрнул с него лёгкое одеяло.
Эльф лежал на кровати, полностью одетый, закутанный в тысячу неудобных тряпок. Опасался, что ночью к нему нагрянет королевская делегация? Хотел встретить её во всеоружии? Интересно, мылся он тоже, не снимая рубашки?
Оглядев фронт работ, Сивер вздохнул.
Что ж, спящая красавица, пришло время отправиться в путешествие.
Таскать на руках эльфийскую принцессу удовольствия было мало, да и весила эта швабра, как два здоровенных мужика. Даже не верилось, что он такой тяжёлый.
Кряхтя, Сивер закинул безвольного соперника на плечо. Подхватил под ягодицами. Деревянный подоконник жалобно скрипнул, прогнувшись под двойным весом. Налетевший ветер растрепал волосы.
За лесом простирался облитый багровым светом Тимок. Шпиль часовой башни зловеще поблескивал в кровавом мерцании лун. Туда они и отправятся. К городской площади. По утрам она бывает восхитительно людной.
Сивер распахнул крылья.
Его месть была глупой, ребяческой — он знал. Но знал также и то, что этой глупой, ребяческой выходкой ударит соперника по-настоящему сильно. Возможно, даже пошлёт в нокаут.
Стыдливая лесная фея так дорожила репутацией, так страшилась бесчестья. Прятала тело за десятью слоями одежды, словно не было ничего ужаснее, чем случайно оголить плечо или горло.
Сивер опустил эльфа на булыжную мостовую. Огляделся. Тимок был добропорядочным городом и в это время глубоко спал. Развлечения харонцы искали в других местах: ночные улицы дышали тишиной и спокойствием. Даже фонари на площади не горели.
Предвкушая неприятную работу, дракон скривился. Достал из кармана нож и, склонившись над соперником, чёткими быстрыми движениями разрезал на нём ночной костюм. Остатки ткани запихнул в уличный утилизатор для мусора. Ни клочка одежды не осталось на эльфе. Ничего, способного прикрыть наготу.
Наготу, которую утром узрят все жители Тимока.
Дракон усмехнулся, представив, как в таком виде соперник будет добираться до замка.
Глава 44
Эльф
Голова раскалывалась. По лицу, по закрытым векам гуляли лучи Аламака. В себя он приходил медленно, потому не сразу ощутил неладное. Не сразу спросил себя, почему постель холодная и твёрдая, почему вокруг так шумно, так много голосов. Наверное, матрас скомкался, оттого колол спину, а голоса…
— Смотрите, смотрите, он голый!
— Сири, отвернись. Фу, непотребство какое.
— Напился, как свинья, и отключился на площади, а ночью его ограбили. Стащили одежду. Точно говорю.
— А может, он из этих? Из извращенцев?
Эльф застонал. У каждого виска будто сидело по дятлу и долбило по нему, как по дереву.
—Эддо, с вами всё в порядке?
На лицо упала тень: свет Аламака заслонила чья-то фигура.
Какая удача: теперь он сможет разлепить веки и яркие дневные лучи не резанут по глазам.
Над ним склонялась полная рыжеволосая женщина в чёрном платье с передником, в руках она держала таз с постиранным бельём. Прачка? Да, точно, она же говорила про одежду. Пришла за грязными вещами? Хотела постирать постельное? Сейчас-сейчас, он поднимется и поможет снять простыни.
— Эддо, на вас напали? Стражницкая за углом.
Напали? Стражницкая? О чём она говорит?
Голова была по-прежнему мутная. Широкое веснушчатое лицо служанки заслоняло обзор. Эльф приподнялся на кровати, очень жёсткой, бугристой, и ощутил под ладонью... камень. Камень? Откуда в его постели камни?
— Эддо? Может, вас оглушили, ударили по затылку и теперь у вас сотрясение? Сколько пальцев вы видите?
По телу побежали мурашки, как будто ветер приласкал обнажённую кожу. Рыжая прачка крутила перед его лицом тремя пальцами, а он растерянно смотрел на красную часовую башню за её спиной.
Красную часовую башню. Стрелки на огромном циферблате показывали без четверти восемь.
Это не его спальня — мысль ударила подобно разряду молнии.
Как получилось, что он проснулся на городской площади? И почему все эти люди так странно на него смотрели?
Пока эльф собирался с мыслями, вокруг успела собраться небольшая толпа. Дети смеялись и показывали на него пальцами, молодые девушки стыдливо отворачивались и продолжали путь, мужчины — те, что были одеты просто — наоборот, подходили ближе, качали головами, глазели.
Да что с ним случилось? Как он сюда попал?
Нервным жестом эльф поправил ворот рубашки. Вернее, попытался это сделать, но вместо ткани нащупал гладкую кожу горла. Опустил взгляд и…
Боги…
Он голый. Совсем-совсем голый. Сидит на площади в чём мать родила. И там внизу… Там внизу его тоже все видят.
Инстинктивно он прикрыл срамоту, но… Но у него не было столько рук, чтобы спрятать от наглых, любопытных глаз и всё остальное: уязвимый живот, твёрдые от утренней прохлады соски, бёдра, ключицы. Теперь он даже подняться не мог, чтобы не показать бестактной толпе и другие укромные части тела.
— Эй, пьянчуга, стырили твои шмотки? Как теперь домой-то пойдёшь?
Действительно как?
Мучительный жар захлестнул уши, шею, лицо.
Да разойдитесь же! Хватит пялиться! Неужели в вас нет ни капли деликатности?
Эльф поискал глазами свою одежду, но её нигде не было.
Это сон. Просто сон. Когда-то давно, в Чарующем лесу, ему приснился такой: он стоял у Священного древа, прикрывая руками промежность, а одежда на нём кошмарным образом исчезала — таяла, словно дым. И все смеялись. Глумились. Как сейчас.
Как он здесь оказался? Кто его раздел?
Это было даже хуже, чем шрам на лице. Хуже всего, что могло случиться. Он опозорил не только себя, но и свою жену. Для его народа показать чужой женщине открытое плечо — непристойность, а обнажиться полностью… при толпе народа… продемонстрировать все стыдные места: соски, член… Сколько человек успело разглядеть его мягкое мужество, пока он спал? Вечер застонал от унижения. Обречённо зажмурился. Для эльфов то, что с ним случилось, было как маленькая смерть. Конец репутации. От такого нельзя отмыться.