Икона. Монета. Два меча. Вывозу из России не подлежат
Шрифт:
– Ну быстро, встали. Наломали дров сами и ремонтируйте.
Глава 12
Машина с раненым Святом только что укатила. Падение тяжёлой доски на ногу все же не прошло безобидно. Остыв, бедро стало сводить. Обнаружился сильный ушиб. Доска перебила мышцу.
Чувствуя вину перед ними, Степан, извинившись, сразу же отпустил его. Делать было больше нечего и Степан решил поехать домой. Машина, мягко шелестя шинами, отъехала от подъезда, и перед его глазами замелькали фонарики, убегающие вдаль.
Степан почти не следил за дорогой. Зачем! Если она абсолютно пуста. Кому надо разъезжать по ней в три часа ночи. Иго мысли были заняты другим. Он никакие мог понять, где он всё же допустил ошибку. Вспоминая слова всех опрошу иных за сегодняшний день у него не проходило чувство, того ,что кто-то ему солгал. Но кто? Он старательно просеивал всю информацию, пропуская её через мозговой детектор лжи.
Справа за окном мелькнула светящаяся неоновыми огнями реклама профессионального клуба "Тигры". Он переключился на него.
В сквере, за кустами, прямо напротив входа в клуб припарковались две машины: серебристо-серая "девятка"' и белые "Жигули" шестой модели. Они явно оказались здесь не случайно в столь позднее время.
Мигнув поворотниками, Степан прижался к обочине. Направился к скверу, стараясь держаться в темноте, поближе к высокой решетчатой ограде.
"Девятка" стояла боком с вывернутыми колесами, создавалось такое впечатление, что её в спешке бросили. Степан обошел вокруг. Так и есть. Одна дверь не закрыта. Открыл капот. Потрогал мотор. Холодный. Значит стоит давно. У "Шестерки" тоже колеса вывернуты, но хозяин её видно не так спешил. Все двери на запоре. Степан заглянул в окно. Ничего примечательного. Зато внимание его привлекли номера. У "шестерки" – иногородний. Это показалось ему странным и он списал его в записную книжку. Немного подумал и чиркнул туда номер "девятки". На всякий случай!
Что бы это могло значить? У машин ему больше нечего было делать. Вернув всё на место; он подошел к двери клуба. Подергал. Закрыта изнутри. Значит там кто-то есть! И это уже меняло дело. Степан расстегнул пиджак, чтобы легче было выхватить "пушку". Он решил во что бы то ни стало проникнуть внутрь, но стоять на месте и ждать не хотел. Смахнув пот со лба, следователь решил обойти здание вокруг и поискать другой ход. Дорогой он попытался всё разложить по полочкам.
«Убийство Крока так или иначе связано с "Тиграми", но раз обвинение окончательно и бесповоротно снято со Стрельцова, значит соврал тренер. Как его? Сергей Михайлович. Зачем ему понадобилось говорить, что никому не выдавал куртки. А откуда тогда лоскуток? А если у всех нигде не порвано. Нет, здесь что-то не так. Сам того не подозревая, я дал фору преступникам и возможность окончательно занести следы, но может мне на этот раз повезет».
Сделав круг, Степан обошел здание и ничего не обнаружил. Все было прочно закрыто. На окнах висели решётки. Подойдя к углу, он вдруг услышал как зашуршал открывающийся замок Степан отпрыгнул в темноту. Его не было видно, зато он очень четко видел, как какой-то полный мужчина, вытирая со лба платком пот жал кому-то руку .Свет из двери отлично освещал его лицо, но того, кто был внутри, Степан не мог разглядеть, хотя высунулся из-за угла так, что рисковал быть замеченным.
Потный мужчина вперевалку направился к своей машине, белой "шестерке", неся в руках небольшой дипломат. Темная тень скользнула за его спиной и он почувствовал у себя на шее сильные руки. Выпучив от испуга глаза, он услышал шепот не требующий возражений:
– Не двигайся! Руки на крышу!
Михалыч был взбешен. Причем взбешен дважды. Мало того, что Марат так позорно проиграл во втором раунде. Он к тому же, как Михалыч понял, со слов следователя, был виноват в том, что менты напали на их след.
Правда, тут странным образом подвернулся Стрельцов и увел их в сторону, но все равно, надо было поберечься и приготовить себе и этому кретину надежное алиби. Хотя нет. В первую очередь лучше перепрятать икону в другое место. Сейф в его кабинете, почему-то показался ему теперь не надёжным местом.
Увидев как оперативники уводят Стрельцова, он, схватив в охапку ещё не совсем очухавшегося от удара Марата и помчался в клуб. Каждая минута была дорога.
Приехав в клуб, они бросились в кабинет. Михалыч проскочил мимо охранника, сидящего за столом перед входной дверью. Когда тот ничего не понимая оторвал глаза от книги, мимо пролетел Марат. Он уже всё знал. Дорогой Михалыч успел рассказать .И теперь его лицо белое после нокаута стало серым. Ещё бы здесь проблема была поважнее. Он с трудом удерживал себя, чтобы не выругаться. Нервы были на пределе.
Вытащив из-под стола кожаный дипломат, Михалыч грохнул его на стол.
– Встань у двери! – приказал он Марату .Тот послушно замер, загородив собой проход.
Несколько раз глубоко вздохнув, Михалыч попытался взять себя в руки .Чего в конце концов он суетиться? В убийстве обвиняют Стрельцова, и до истины докопаются не скоро. А когда разберутся, то естественно пойдут ко мне, но будет уже поздно. Все улики я успею уничтожить. Нет, икону, конечно, надо перевезти сейчас.
Он открыл сейф, взглянул на серое лицо Марата, хотел подбодрить его, но вспомнил поражение нахмурил брови.
– Тряпка ты. – я же предупреждал. Будь осторожнее. Нет, полез как бык!
Марат в бешенстве сжал кулака, стиснул зубы. Ему это то же не доставляло радости, но как-то оправдаться он не мог. Лишь зло вращал глазами и сверкал глянцевой лысиной.
– Ладно! Не дрейфь! Нет худа без добра. Я кое-что придумаю. Всё будет о, кей!
Марат расслабился, с интересом посмотрев на шефа. Чего это он мог придумать.
На лестнице послышался шум. Михалыч вздрогнул. Рывком достал из сейфа икону и тяжёлый ТТ, лежащий под ней. Бросил икону в дипломат, а пистолет – Марату.
– Быстро приготовься !Кто-то идет!
Михалыч захлопнул дипломат, а Марат засунул "ствол" за пояс. В этот момент в дверь бешено забарабанили. Михалыч опустился в кресло и указал Марату на стул в углу.
– Войдите!
Дверь распахнулась. Толстый импресарио рванулся вперед.
– В чем дело! – начал он с порога, – в чем дело, я вас спрашиваю.
Михалыч принял свое обычное непробиваемое выражения лица.
– А что собственно произошло? Почему вы так взволнованы? А, Николай Борисович?