Ильич
Шрифт:
Важной частью жизни являлись и студенческие дуэли. Если студент оскорблял своего товарища словом или поступком, то он должен был драться с ним на эспадронах*. Для исполнения этого ритуала студенты брали уроки фехтования. Нередко поединки заканчивались ранениями – впрочем, чаще всего до кровавой развязки не доходило. По правилам дуэлянты дрались лишь «до первой царапины», что воспринималось как лучший повод к примирению, в знак чего противники должны были обняться и вместе отправиться на пирушку.
*Спортивное колюще-рубящее оружие; то же, что и сабля.
Гораздо опаснее ран был риск вылететь из университета, а то и угодить в острог в случае если о случившемся прознает полиция или университетское начальство. Законодательство предусматривало жёсткое наказание за участие в дуэлях, распространявшееся
Это ярко иллюстрирует следующий эпизод. Компания студентов ужинала в трактире, где между представителем врачебного и юридического факультетов вышел «пустяковый спор», закончившийся взаимными оскорблениями и вызовом на поединок. В тот же вечер об инциденте было доложено попечителю округа – среди ужинающих находился осведомитель. Вызванные к начальству, молодые люди дружно уверяли высокопоставленного чиновника, что уже уладили дело миром. Руководство раздувать скверную историю не стало, поверив раскаявшимся юнцам на слово. Но на следующий день только изобразившие примирение противники вновь договорились разрешить спор на клинках. И снова неизвестный доброжелатель вовремя доложил о готовящемся поединке начальству – в итоге обоих исключили из университета. Самый задиристый на несколько месяцев попал в тюрьму, а затем был забрит в солдаты. Второй же участник несостоявшейся дуэли, по слухам, долго не мог найти достойной службы – так от безденежья да собственной невостребованности и спился… Дуэлянт нередко расплачивался за грех молодости загубленной карьерой, ибо криминальный шлейф подобной истории мог тянуться за ним долгие годы после получения диплома.
Вообще, жизнь студента Казанского университета была весьма насыщенной событиями и эмоциями, особенно если молодой человек не «злоупотреблял учёбой», а это, увы, случалось часто. Продолжительные утренние беседы в шинельной*, вечеринки и кутежи, непременные уроки фехтования и прочие «светские» мероприятия занимали большую часть дня.
* Студенческая раздевалка.
От проблемы добывания денег Ульянов, в отличие от многих своих товарищей, был освобождён. Благодаря солидной пенсии, которую получала мать на покойного отца, а также доходам с двух имений участь голодного студента ему не грозила. Сорок рублей серебром за первый курс обучения были аккуратно внесены Марией Александровной в университетскую кассу, как только ее сына зачислили: итак, можно было с лёгким сердцем окунуться в новую жизнь, не думая «о хлебе насущном».
Между тем университет являлся идеальной средой для того, чтобы доселе спавшие в домашнем мальчике дьявольские силы пробудились. Пускаясь вслед за товарищами из одной авантюры в другую, Ульянов, по свидетельствам знавших его тогда людей, действовал решительно, смело, но вместе с тем и довольно расчётливо. Холодный ум аналитика удивительным образом сочетался в этом юноше с азартом игрока.
После смерти брата Владимир попадает под влияние народовольческой идеологии** и загорается идеей силового переустройства мира. Любимое сочинение казненного Александра – роман Чернышевского «Что делать?», – по выражению самого Ленина, он «перепахал» на первом курсе вдоль и поперёк. Владимир восхищается террором и его адептами – даже заводит альбомчик с фотографиями известных революционеров. Кумир молодого Ленина – основатель «Народной расправы» и автор знаменитого «Катехизиса революционера» Сергей Нечаев: он, кстати, тоже заразился радикальным духом в период пребывания вольнослушателем в стенах Санкт-Петербургского университета. «А смог бы я, вот так же, во имя великой идеи, покарать смертью человека? – не раз задавался вопросом Владимир, ставя себя на место Нечаева, жестоко убившего за неподчинение партийной дисциплине студента Петровской сельскохозяйственной академии Иванова. Сверхчеловеческая «ницшеанская»*** способность таких как Нечаев с презрением отвергнуть законы общественной морали и библейские заповеди, чтобы жить по собственным принципам, завораживала Ульянова. Словно герой романов Достоевского, пересматривал он небесные и земные законы, позволяя себе бунтовать против них и упиваться свободой, жить вне навязанных с детства морально-нравственных ограничений.
**«Народная воля» – революционная организация, возникшая в 1879 году; основная цель – принудить правительство к демократическим реформам. Основным методом политической борьбы «Народной воли» стал террор.
Впрочем, многие в то время с восхищением смотрели на террористов. Убийцы великих князей и министров становились настоящими идолами для передовой молодёжи. Литература того периода, благодаря таким талантливым или просто модным авторам как Некрасов, Тургенев, Степняк-Кравчинский, Войнич, Савенков, превратила революционный террор в популярное явление андеграунда. В массовое сознание был внедрён крайне привлекательный образ жертвующего собой борца за всеобщую справедливость.
***Фридрих Вильгельм Ницше (1844-1900) – немецкий философ, подвергший резкой критике религию, культуру и мораль своего времени и разработавший собственную этическую теорию, важнейшие постулаты которой гласили, что человеком движет воля к власти. Ницше ратовал за приход на передовые общественные позиции таких «свободных умов», которые поставят себе целью «улучшение» человеческой породы. Умы таких «сверхчеловеков», по мнению Ницше, уже не будут «задурманены» никакой моралью, никакими ограничениями.
Поэтому если студенты первой половины XIX века, закаляя тело и характер, готовили себя к государственной службе, подвигам во блага Отечества, то многие сверстники Ульянова мужественными играми в конспирацию и дуэли подражали романтичной эстетике революционных партизан.
Правда, сам Ульянов личного участия в драках старался избегать (жертвовать собой ради какой бы то ни было идеи он не собирался, так как с юности обладал достаточно трезвым и расчётливым умом), но присутствовать на жестоких поединках и тайных судилищах над разоблачёнными провокаторами любил, жадно наблюдая и учась. Особенно волновал его феномен власти, причём не только в обычном её понимании контроля над людьми, а в более широкой, метафизической перспективе: интересовала возможность по собственному усмотрению разрушать миры и возводить на их месте свои собственные. Вот удел, достойный выдающегося ума, который он справедливо признавал за собой.
*
Учёба в Казанском университете продолжалась всего три месяца. Как брат «государственного преступника», Владимир с первых дней пребывания в высшем учебном заведении находился на особом учете у начальства, а вскоре дал повод администрации насторожиться. В архиве Департамента Просвещения сохранилась докладная записка Попечителя Казанского учебного округа о поведении неблагонадёжного студента перед началом студенческих волнений. Судя по всему, она была составлена чиновником на основе сообщения неизвестного информатора, который всё время находился в эпицентре событий. Итак, вот этот бесстрастный взгляд на события ангажированного администрацией очевидца: «Еще дня за два до сходки Ульянов подал повод подозревать его в подготовлении чего-то нехорошего: проводил время в курильной комнате, беседуя с наиболее подозрительными студентами; уходил домой и снова возвращался, приносил что-то по просьбе других и вообще вел себя очень странно. 4-го же декабря бросился в актовый зал в первой партии бунтовщиков и вместе со студентом Полянским они первыми неслись с криком по коридору 2-го этажа, махая руками, как бы желая этим воодушевить других…».
Итак, противозаконная студенческая сходка состоялась 4 декабря 1887 года. Поводов для протестного выступления у студентов было предостаточно. Это и установление полицейского режима в учебном заведении в связи с принятием реакционного университетского устава, запрет студенческих обществ, исключение из университета неблагонадёжных с точки зрения администрации учащихся и профессоров.
Ульянов не был организатором «мятежа», но с молодёжным задором принимал в нём самое активное участие, забыв об осторожности. Впрочем, никогда в жизни не будет он больше действовать столь необдуманно, легко и безоглядно подчиняясь лишь порыву души.
Когда группа студентов-академистов, ставящих образование выше политики, попыталась уговорить радикально настроенных товарищей прекратить митинговать и вернуться в аудитории, чтобы не подставлять университет под гнев властей, мятежники начали оскорблять и избивать их. Для Ульянова это событие стало тем же, чем явилась для молодого Наполеона осада Тулона, где скромный артиллерийский лейтенант Бонапарт впервые сумел по-настоящему отличиться.
После того как власти подтянули к месту беспорядков батальон солдат, Владимир, покидая с товарищами здание университета, швырнул свой студенческий билет привратнику.