Иллюзия вечности
Шрифт:
– Не им, а нам.
Сашка недоверчиво посмотрел на меня: – Филин, ты сам-то в это веришь?
– Нет, конечно. Я пошутил.
– То-то и оно.
Мы посидели молча. Мыслями я всё возвращался к Ольге. Как она там? Не задело ли их этой войной? Не сорвались ли они за нами?
– Не хочу пить больше, Филин. Поехали домой. Устал очень. Хочется смыть с себя вонь этого дня и снять весь этот маскарад, – с этими словами Саша сдёрнул со лба синюю ленту и швырнул её подальше.
– Идём.
В этот момент к крыльцу подъехала машина, и донеслись голоса.
– … а он пускай к матушке своей едет. Пошел он к матери!
Раздался мужской хохот.
– Не важно, где он будет. Места хватит всем. Пойдемте, покажу новые апартаменты. Предлагаю сразу определяться, кто, где будет жить, – раздался
– Что ж, джентльмены, прошу за мной осваиваться. У нас ещё много дел, – продолжил знакомый голос. – Карасёв распорядился о зоне. Через несколько минут территорию зачистят от плебса, разгуливающего победителями. Всех прошу не церемониться и действовать в столь важном вопросе без излишней сентиментальности. Пора вводить ранжир…
Голоса стихли, исчезнув внутри здания. Сашка убрал руку от моего рта. Прошла ещё минута в тишине, прежде чем он заговорил.
– Это был Оскольский. Антон… Сергеевич, если не ошибаюсь.
– Петрович, что сути дела, увы, не меняет.
– Филин, нам надо валить отсюда. Они нас не видели, но если… ты понимаешь.
– Да. Хорошо понимаю. Второе рукопожатие будет с пулей.
Мы тихо выбрались из ниши и, насколько это было возможно, непринужденно вышли к крыльцу, якобы после обхода дома. Охрана у порога наверху безучастно окинула нас взглядом и продолжила разговор.
Я допил залпом Мартини и направился к подъездной дорожке. Сашка шёл следом. Перед нами не было никого. Только черный Брабус с сильно тонированными стеклами, стоял развернутый лобовым стеклом к лестнице. На нём, судя по всему, и приехало наше командование.
Я обходил его со стороны водителя, когда неожиданно с легким жужжанием водительское стекло поползло вниз. Я вздрогнул и замер на месте. Сердце бешено застучало в груди. Машина ведь казалась пустой!
Стекло опустилось за уплотнитель, и на меня в упор смотрел знакомый убийца. Тот самый из минивэна, который стрелял по нашим окнам. Холодные и колючие, как замороженная сталь, глаза, озлобленные. Наглая улыбка на тонких губах. Время застыло, и в возникшем вакууме глухой тишины в ушных перепонках отдавался набатом быстрый ритм моего сердца. Его взгляд не отпускал меня, приковав к месту. На ногах повисли стопудовые гири. Моя рука не осознанно потянулась за пояс к пистолету. Сашка легко подтолкнул сзади. Затем ещё раз, и я медленно опустив глаза, заставил себя пойти.
Человек за рулем так и не проронил ни звука. Я шёл, не оглядываясь, но чувствовал, что Саша контролирует движения убийцы. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы скрылись за поворотом, и только тогда я прибавил шаг, словно лишившись его гипнотического влияния.
Через несколько минут мы были у разбитого КПП, где кипела работа по восстановлению ограждения. Охрана с пристрастием допросила нас о причине задержки на территории после означенного времени. Сашка что-то соврал про запор кишечника, но, похоже, не убедил начальника группы. Тот записал наши фамилии и обещал разобраться с Володей уже к вечеру.
Минуя развалины на подступах к больнице, мы вышли к дублеру главной дороги. На удачу, там разворачивался полупустой микроавтобус. За рулем сидел молодой парень в синей бандане. Сашка попросил его добросить нас до Садового кольца и тот охотно согласился.
В дороге мы оба молчали. Автобус лавировал по улицам со скоростью черепахи, то и дело, пропуская подвыпивших гуляк, выбегающих на проезжую часть. Местами средь разожжённых на асфальте костров плясали разогретые спиртом победители с песнями и матерщиной. Гремели выстрелы в невинное серое небо, терпеливо взирающее на жалкий людской праздник. Откуда-то на улицах появилось столько водки. Мародёры безнаказанно добивали оставшиеся считанными витрины магазинов и уличных офисов.
Яркие всполохи огня костров и бесшабашных выстрелов не могли раскрасить общую серость витающего в воздухе эпилога, не сулящего ничего стоящего нашему миру. Я продолжил движение вниз к своей депрессии. Начавшееся уже давно и так и не прерванное ожидаемой развязкой. Напротив обманутые надежды ещё гуще свели перед глазами пелену безнадёжности чаяний. Не хотелось уже ничего. Быть может только сна… без мыслей о последствиях пробуждения.
У пересечения Садового кольца с Проспектом мира парень остановил автобус. Мы сердечно поблагодарили его за помощь, и пошли дальше пешком. Благо оставалось недолго. У поворота с улицы в наш двор лежали перевернутые красные Жигули. Из открытого багажника торчала картонная коробка с разбитыми бутылками вина. Несколько штук, впрочем, оставались целыми. В нос ударил характерный кисловатый запах.
Сашка прибавил шагу: – Наконец-то дома.
Я поспевал за ним. Войдя в колодец двора, мой друг крикнул: – Э-гей!
У нашего окна зашевелились занавески, и створка деревянной рамы распахнулась наружу. Оттуда выглянула моя Оля. Словно солнце вмиг взорвало небосклон, обдав меня жаром и сметая все сомнения. Воздух заискрил счастьем и безоговорочной радостью. Рот мой открылся бесконтрольному крику, столь понимаемому всему живому на Земле!
И она закричала в ответ. Такая бесподобно красивая. Вся в белом будто ангел.
Ноги понесли меня вперед. Сашка распахнул дверь и прижался к стене, улыбаясь, пропуская меня от греха подальше. Я пробежал вверх несколько ступеней. Затем остановился: – Нет! Иди! Я не могу с пустыми руками. Не жди! Я минуту до Жигулей за вином и назад!
Сашка расхохотался и, шлёпнув меня по плечу, направился дальше.
Я выскочил во двор. Обернулся к окну – оно было уже пустым. «Только минуту!» – прошептал я про себя и побежал к улице. Какие-то пятьдесят метров.
Забежал в темноту арки и неожиданно упёрся в бампер высокой чёрной машины, медленно ползущей навстречу. «Да что за…?!»
Взвизгнули тормоза. Распахнулась водительская дверь. И только я сообразил, что отчего-то мне знакома эта машина, как из её двери вышел убийца.
– Значит, сам торопишься, – сказал он, неторопливо выцеживая с каким-то пошлым акцентом.
«Нет! Только не теперь! Только не сейчас!» Я не мог пошевелиться. Не мог открыть рот, чтобы просить о пощаде. Лишь Олино лицо наплывало и загораживало силуэт стоящего передо мной чёрного человека из чёрной машины. «Господи, за что?»
– Я никогда не прощаю, – тот поднял пистолет, и бездонное отверстие впадины дула расплылось у меня в глазах.
Потом что-то ярко вспыхнуло под невозможный грохот, и вырвавшаяся чёрная бездна поглотила всё.Эпилог
Большой проспект. Город Санкт-Петербург. 25 Февраля, 17:10 дня.
Двое молодых парней, опережая друг друга, скорым шагом торопятся к центру города. Они ведут оживленную беседу, поминутно радостно хихикая.
Рядом проезжает одинокая машина, осторожно ведомая шофером по ледяному насту. Поднятым ею движением воздуха выпрямляется висящий край плаката, насилу держащегося на стекле автобусной остановки. На нём можно прочитать:
Пятое февраля.
Праздничное мероприятие в честь месяца со дня открытия вакцины против болезни крови. Посвящается людям, спасшим человечество от исчезновения.
В программе концерта: звёзды зарубежной эстрады и лидеры рок сцены Петербурга «Колокола». При поддержке народного Правительства и РосТВ.
Автомобиль не успевает скрыться за поворотом, когда один из парней неожиданно с криком падает на землю. С его головы слетает разноцветная вязаная шапочка и приземляется в метре от распластавшегося тела.
– Больно! Как же больно… – парень сдавлено бормочет, уткнувшись носом в снег.
– Что случилось? Ходить разучился? – его приятель с застывшей на лице гримасой издевательской улыбки опускается рядом.
– Нога, мать её… надломилось что-то! Похоже, перелом, – приподняв бледное с отошедшей кровью лицо, парень еле шепчет от боли. Ему действительно худо, в чём враз перестает сомневаться товарищ.
Изумленный он смотрит на несчастного, а приоткрытый рот подёргивается от проносящихся в голове мыслей: «Какой перелом? С какой стати? На ровном месте же! Не было удара… Это розыгрыш?! Точно, розыгрыш!» Осчастливленный собственной догадкой, он хлопает парня по плечу и сильно дёргает за рукав: – Кончай придуриваться! Вставай, мы опоздаем!