Иллюзия вины
Шрифт:
— Но вы… вы же… — мой взгляд недоуменно метался от Штайблиха к фотографии.
Доказательство Дитера Штайблиха являлось неопровержимым. Конечно, мне следовало так же зайти на сайт университета, чтобы удостовериться в подлинности фото на все сто процентов и я собирался это сделать… но я понимал, что он не лжет. В этом не было смысла.
В тот же момент я всем своим нутром, словно по инерции отказывался верить очевидному факту: в момент убийства Алана Ричардсона в Лос-Анджелесе, Дитер Штайблих находился далеко от места преступления, занятый совершенно безобидным и общественно полезным занятием. Он никак не мог быть причастен ко второму убийству, а если верно это, то никакая логика не докажет, что Дитер Штайблих виновен в остальных шести убийствах.
Все мои догадки, все мысли о расследовании разваливались на глазах, вгоняя меня в состояние абсолютной беспомощности. Изначально все казалось таким логичным, в редкие моменты я даже поражался своей сообразительности. Казалось, что один я способен думать и видеть всю суть вещей, а все остальные были слепы. Один вышедший из-под контроля обезумевший специальный агент Лос-Анджелесского управления должен был отвечать за зверскую часть убийств, сея хаос. Судмедэксперт все того же управления с огромным опытом за плечами выглядел мозгом этого дуэта, координирующим все действия и, возможно, добавляющим к убийствам некую частичку себя — порядок.
Но все оказалось совсем не так. Первый подозреваемый оказался разочарованным в жизни человеком, ставшим на отчаянный путь. А второй… второй, похоже, неожиданно стал для меня тем, кто вытащил мое заблудшее в иллюзиях сознание в банальный мир реальности.
— Я понимаю, агент Стиллер, — заговорил судмедэксперт, после того, как дал мне несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, — прощаться со своими иллюзиями, в которые вы так святоверили, весьма сложно и болезненно. Но посмотрите в лицо фактами отбросьте ненужные эмоции. Подумайте головой, агент Стиллер.
— Вы приехали из Лос-Анджелеса как раз перед убийствами Горэма и Седжвик, у вас есть все необходимые навыки, чтобы заметать следы, вы… несколько минут назад вы говори о таких вещах… да вы и ведете себя странно всегда.
— Я знаю. И я не берусвоих слов обратно, агент Стиллер. Нравится нам это или нет, но только ужасные события заставляютнас обратить внимание на то, чтодействительно важно. Частично, я благодарен убийце за то, что он сделал. Я даже могу признать, что считаю убийство лучшим решениемпроблем в определенном случае. Но я никогда не брал на себятакую ответственность и никогда не возьму.
— Вы… вначале вы упомянули, что… уже знали, что вас это настигнет вновь… что… что вы имели в виду?
— У меня специфическая внешность, для меня это несекрет. Испуганное воображение людей можетпридумать массу не относящихся к действительностивещей. Ваши обвинения в мойадрес — яркий тому пример. К тому же в последние годыя переживаю не лучший период своейжизни и это сказывается на моем желанииобщаться с людьми. Однажды меняуже пытались обвинить в убийстве. У меня нет желания вдаваться в подробности, но основными аргументами были слова: «подозрительно» и «совпадение». Обвинял меня детектив Лос-Анджелесской полиции. Это было шестнадцать лет назад.
— Вас удивляет, что люди к вам так относятся? Вы для большинства выглядите… необычным… загадочным.
— Меня удивляет, что люди имеют наглость выдвигатьбеспочвенные обвинения. Это все тоженевежество. В послевоенное время из-за невежества, породившего массу предрассудков, моего деда— Вольфганга Штайблиха обвинили в фашизмеи линчевали. А он был всего лишь беднымфермером, не причинившем за свою жизньвреда ни одному живому существу.
— Тогда вы впервые и осознали всю опасность невежества?
— Думаю, что да. Мне было пять лет и ужетогда я понимал, что если бы убийцами моегодеда руководил не страх, а здравый смысл, то его бы и не убили. Это убийство послужилоглавным катализатором решения моего отцаоб эмиграции от всех этих предрассудковкак можно дальше, в Лос-Анжелес.
Отдав фотографию Штайблиху, я сделал пару шагов назад, а затем устало облокотился на свободный железный стол и, понурив голову, отрешенно уставился на тело Брэндана.
— Я… я не знаю, что вам сказать, — почти шепотом я с трудом выдавил из себя слова. — Я упрекал своих самых доверенных сотрудников в том, что они слепы и не хотят посмотреть правде в глаза. Я… начинаю вспоминать… перед тем как попасть под обломки здания… я открыто обвинял вас перед Дэвидом и…
— Мне не нужныизвинения, агент Стиллер, — Штайблих спрятал фотографию обратно в свой чемодан и посмотрел на меня едва ли не жалобным взглядом. — Они для меня ничего не значат. Лучше освободитесь на мгновение отэмоций и подумайте как следуетголовой. Найдите того, кто действительноответственен за серию убийств. Возможно, этот человек и заставил своимидействиями людей задуматься, но он навернякаэтого не осознает и потому не остановится. Если его не остановить, то он многих лишитвозможности исправиться, начать думать своейголовой.
— Но я не знаю… у меня закончились варианты… и у нас нет ни одной значимой улики.
— Может, они есть, но вы были настолько ослепленысвоими иллюзиями, что не замечали их. Подумайте над этим. Загляните дальше своего носа.
— У меня… есть некоторые мысли, но я их… боюсь.
— Значит, вам придется набратьсясмелости и признать действительность такой, какая она есть.
Я едва заметно горько усмехнулся наставлениям Дитера Штайблиха.
— Дитер, у меня еще один вопрос к вам… может вам это покажется странным, но… какого цвета ваши глаза?
Судмедэксперт к моему очередному удивлению выразил своим лицом искреннее недоумение от вопроса, а затем переместился под концентрированный свет ламп над железным столом с телом.
— Серые, — ответил он и под ярким светом, падающим на его морщинистое бледное лицо, наглядно доказал это.