Иллюзия
Шрифт:
Она любила порывисто. Скакала наездницей, объезжая жеребца, заводясь от собственных стонов. Быстро потела, изливалась водопадом, обдавала жаром. Руслан лежал на раздвинутом диване, подавляя движения, принюхиваясь к запаху плоти.
Нагулявшаяся кошка запрыгнула на ложе, устроилась рядом, прильнув шерстью к локтю юноши. Забаровский пристально глядел в животные глазки. Ольга вскрикнула, дернулась пару раз животом, вбирая финал.
– Ох, Мурка, какой у нас сегодня мальчик… – Как после бани, выдохнула хозяйка, погладила кошку и убежала в ванну.
Юноша натянул одежду. Шум воды стих, разведенка выскочила из ванны, свернула в кухню однокомнатной квартиры. Новорожденный мужчина вышел в прихожую. Ольга курила у форточки. Голая, раскрасневшаяся, запыхавшаяся. На столе лежала пачка сигарет и зажигалка.
– Куришь? – Она обернулась.
– Нет, – отрезал Руслан, на дух непереносящий куряк.
Наутро Забаровский завтракал бутербродами, прихлебывая чаем.
– Говори, к кому вчера ходил? – Нахмуренная баба Нюра часто вытирала сморщенные ладошки о передник.
– Да говорю же, играли с Глебом в футбол, потом – домой.
Старушка начала допросы со вчерашнего вечера, на время отставала жестко пресекаемая внуком, но приступала вновь.
– Глаза твовы бесстыжие! С кем шлялся? Я все видала!
– Да где тебе видать-то? Ты и читаешь в очках. – Забаровский проглотил вставший поперек горла кусок, громко отхлебнул из большой кружки.
– Это вблизях я плохо вижу, а вдаля – хорошо! Мне с окна все видать! Говори, к кому ходил в серый дом? Все матери отпишу!
– Ты обозналась.
– Я т-те дам – обозналась! С кем под руку шел? Я все узнаю!
– Так! – Старшеклассник поднялся. – Заколебала! Тебе надо – ты и узнавай! А мне в школу пора. Вот охота с утра настроение портить?! Блин, как пристанет…
Руслан вышел в прихожую, слизывая остатки пищи с зубов.
– Еще и огрызается, измоден! – Бабуля высунулась из кухни, грозно размахивая большим пальцем. – Глаза твовы бесстыжие! Все матери отпишу!
Внук подхватил пакет с учебниками и выскочил из квартиры. На распогоживающейся улице затянулся весенней прохладой, выдохнул накопившийся негатив – полегчало. Сбежал от ярых расспросов, но душу скребла вчерашняя Мурка, – запалила глазастая старуха. За безнаказанность предстояло побороться. Сейчас бы рвануть во всю прыть, выветрить ненужные угрызения никчемной совести. В чем я провинился? Давно пора стать мужиком. Вчера стал. Чего стыдиться?
– Привет! – Глеб помахал рукой.
– Привет. – Забаровский встал на школьную тропу. – Ты меня караулишь, что ли?
Новорожденный мужик усмехнулся. «Караулишь»! Как бабка заговорил. С кем поведешься.
– Вот еще! Просто случайно встретились, – фыркнул «домашней заготовкой» озябший от долгого ожидания Малышев. – Ну, как все прошло?
– Нормально. Первый раз, что ли? – Имидж – ничто, но приходилось поддерживать. На словах Руслан давно стал мужчиной, хотя друг понимал – хорохорится.
– Еще пойдешь?
– Нет.
– Не понравилось?
– Понравилось, но… я ж с Ленкой встречаюсь.
Забаровский скользнул взглядом по второэтажным окнам, съежился, пошел бочком к серому дому. Ольгины окна выходят во двор – хорошо, а то стояла бы сейчас у занавески… караулила. Мелкую интрижку наивность раздувает до грандиозности.
– Кстати, вчера так и не доиграли. – Глеб хитро прищурился.
– Да ладно тебе, остался один удар. С острого угла не забьешь. Так что два-ноль, «Ювентус» выиграл.
– Ничего подобного, а вдруг?
– Вдруг бывает пук.
– А вот возьму и забью! Два-один, гол на чужом поле, а еще играть на «Ноу Камп». Сегодня и проверим.
– Что-то сегодня не хочется… – Руслан опасался прихода любовницы на стадион. – К экзаменам нужно готовиться.
– Отлично! Что у нас по регламенту положено? Техническое поражение – ноль-три.
– Ладно, ладно, чего завелся? – Товарищ редко сталкивался с малышевским сопротивлением. Забаровский шоркнул подошвами об решетку перед школьным порогом.– Посмотрим. Какой первый урок?
– Лит-ра.
– А-а, Зоя опять конспекты потребует. Накропал?
– Да, а ты?
– Не стал.
– Опять влетит. Возьми мой – перепиши.
– Если бы и хотел, уже не успею.
Войдя в кабинет, Забаровский поймал хитрый взгляд Скрипкина с «камчатки». Неужели растрепал? Под сирену звонка вошла Зоя Федоровна, опять увязла по самые очки в мыслишки, правки, почеркушки. Школьников засасывала пострассветная дрема, пошептывания на ушки, томительное ожидание. Словно звонок, прозвучало: «Сдаем конспекты». С задних парт, хлопая по плечам впередисидящих, потянулась вереница макулатуры. Руслан насобирал кучу тетрадей, придержав поток, передал последним. Надеялся затеряться, отсрочить объяснения.
Литераторша разгадала маневр. Она долго и нудно складывала стопку, просматривая фамилии, вкрадчиво поинтересовалась:
– Забаровский, а где твой конспект?
Пришлось сдаваться.
– Не готов.
В девичьем «ареале» Варивады послышалось змеиное шипение, в углу Скрипкина – гнусавый смех.
– Почему? Опять «не переписчик глупостей»?
– Честно, хотел переписать, но… начал читать и решил действовать по пушкинскому завету: «Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца». Не понимаю, почему Брюсов не поступил также?
По движению авторучки класс понял – вывела очередного «лебедя».
– А ведь ты идешь на медаль, – вздохнула учительница, – не золотую, конечно, но серебряную мог бы получить.
Забота от равнодушной литераторши шокировала, но старшеклассник уже начал обижаться, «двойка» воспринималась, как факт подавления личности. По меркам учителей – он еще ребенок, но все равно. Мужчина! Со вчерашнего дня.
– Я – не собиратель железок, – выдавил юноша.
– Как знаешь, я сообщу вашей классной.