Илья Муромец и Сила небесная

Лигун Юрий Аркадьевич

И всё бы ничего, кабы ушлый народ не сказывал, что свирепеет Соловей с каждым днём всё более, и никакой управы на него нет. А главное, как имя Иван услышит, злобой наливается. Всех, кричит, Иванов истреблю! Ни одного не помилую! А у нас куда не кинь – Иваны. Значит, если его не остановить, он не уймётся, пока полдержавы не вырежет.

Вот почему, Илья не с руки мне с тобой идти. Помешаю я тебе. Ведь коли Соловей не простого Ивана увидит, а Ивана, который его чуть не сгубил, то он такой злобой нальётся, что с ним никто не совладает. Так что сам пойдёшь, а я за твоё здравие свечечку поставлю…

* * *

Сказав

это, смышленый мужичок быстро постелил на землю скатёрку, кинул в изголовье изрядно потощавший мешок Бурушкиного сена и моментально заснул, как это умеют делать люди, чью совесть не тяготят лукавые мысли.

ГОРЕ ЛУКОВОЕ

Утром Илью разбудил голод. И немудрено, потому что по поляне бродили аппетитные запахи. Оказалось, Иван встал пораньше, чтобы сварить кашу с грибами. В булькающем котелке грибов была тьма, но ни одного поганого, ибо знал смышлёный мужичок, что всякий гриб в руки берут, да не всякий гриб в кузов кладут.

– Как жилось, как спалось? – весело привечал Иван богатыря, приглашая радушным жестом к скатёрке-самобранке. – Где грибы, тут и мы, а где каша – там и место наше!

– Отлично спалось! Лучше, чем на печи!

– Значит, не зря говорят: какова постель, таков и сон. А мне всю ночь снилось, что я грибы собираю: вот полон котелок во сне и приволок! Хороша пища, лучше не сыщешь: не жуй, не глотай, только брови подымай!

– А кто спорит? – воскликнул Илья, запуская ложку в котелок.

* * *

Наевшись от пуза и скормив Бурушке остатки сена, друзья забросали костёр землёй и стали думать, где бы им лучше поупражняться в стрельбе.

– Оно, понятно, в поле сподручнее. Да только где в лесу поле взять? – почесал в затылке Иван. – Значит, будем в небо стрелять. Опять же стрелу искать не надо: она сама назад прилетит. Я покажу, а ты смотри в оба глаза, но запоминай с одного раза, потому как времени у нас в обрез.

Иван вынул из кармана кольцо, купленное на торжище, и надел его на подушечку большого пальца.

– Это чтоб тетивой кожу не порвало, – объяснил он.

Вложив в лук, стрелу, Иван раздвинул ноги пошире и покачался на пятках, словно проверяя, крепко ли он стоит на земле. Потом, зацепив тетиву согнутым большим пальцем и поддерживая оперенье указательным и средним, он стал растягивать лук, одновременно поднимая его вверх.

– Я, конечно, охотник неважнецкий, – с натугой проговорил Иван, – но с двадцати шагов в лоб попаду, особливо если лоб здоровый…

Внезапно лук распрямился, и стрела, со свистом рассекая воздух, взмыла в небо. Но вскоре вернулась, с хрустом воткнувшись в землю у самых ног лучника.

– Здорово! – восхитился Илья. – А если б в темя?

– Дорого не темя, а время, – невозмутимо ответил Иван. – Теперь ты попробуй, только шлем надень, пока в маковку не колочен. И запомни дельный совет: перед боем втыкай стрелы в землю.

– Это зачем?

– Из земли быстрей выдернешь, чем из колчана. А главное, когда наконечник в грязи, раны дольше заживают. Это к давешнему слову о военной красоте… Ну, давай: попытка не пытка, а спрос не беда! А я пока от греха подальше под сосной укроюсь вместе с Бурушкой…

* * *

Только Иван прятался зря, потому что пущенная богатырской рукой стрела улетела за облака, где её подхватил резвый заоблачный ветер и унёс в неведомые края.

– Да, силён! – почесал в затылке смышлёный мужичок. – Только сила в этом деле не главное, тут ещё верный глаз нужен. Жаль, в лесу цели далёкой не сыскать: всё соснами утыкано.

– Почему не сыскать? Вон, гляди: точка в небе подходящая.

Муромец вскинул лук и, почти не целясь, отпустил тетиву. На этот раз стрела вернулась, причём не одна, а с иссиня-чёрным вороном размером с молодого гуся. Но Илья вовсе не промахнулся, как это могло показаться со стороны. Просто он не хотел убивать птицу, поэтому специально пустил стрелу так, чтоб лишь задеть её опереньем. Очутившись на земле, ворон удивлённо каркнул, дёрнул выпуклым глазом, и улетел, слегка прихрамывая на левое крыло.

А вот на смышлёного мужичка этот выстрел произвёл просто убийственное впечатление. Иван долго пыхтел, ерошил волосы и с укоризной покачивал головой.

– Горе я луковое! – наконец воскликнул он. – Самого Муромца стрелять из лука учить взялся. Ты хоть никому не рассказывай, чтоб мне часом со стыда не сгореть.

– Так ведь научил! И потом без тебя мне б в жизни не догадаться кольцо на палец надеть…

– Ладно, не утешай. Главное, что тебе Бог помогает. А я было по молодости тетивой всю щёку себе счесал! Так что учить мне тебя больше нечему, посему давай прощаться!

Хлопнув друг дружку по плечу, бывшие попутчики разошлись в разные стороны. Илья с Бурушкой свернули на заросшую быльём прямоезжую дорогу, а смышлёный мужичок, зашагал по объездной.

Куда? Да всё туда же: помогать добрым советом всем, кто добрым советом не гнушается.

* * *

Немного проехав, Илья наткнулся на необычную полянку. До этого все поляны попадались зелёные, а эта была пунцовой от некрупных, но ярких ягод. Илья знал, что ягоды называются земляникой, потому что растут у самой земли. Когда папаня приносил из лесу это лакомство, маманя удобряла его сметаной с медком и угощала сыночка. Ох, и вкусно ж было! Но одно дело есть землянику сидя на полатях и совсем другое – в лесу. Тут и без сметаны она показалась богатырю такой смачной, что он, как дитё малое, излазил на коленях всю поляну, пока она вновь не стала зелёной. Он даже Бурушке дал попробовать самую крупную и самую красную ягоду, но конь только фыркнул: мол, я ж тебе сена не предлагаю, и ты ко мне со своей земляникой не лезь!

– А ну, чу! – прошептал Илья и прислушался.

Ему показалось, что в кустах кто-то жалобно пискнул, но этот писк тут же заглушил тоскливый волчий вой. Илья обнажил меч и пошёл на звук. Через пару шагов он наткнулся на копошащийся клубок молочных волчат, пребывавших в отчаянной панике. И было отчего. Неподалёку под высоким деревом лежала матёрая волчица. Встать она не могла, потому что её передняя лапа угодила в капкан. Похоже, произошло это достаточно давно: серая шерсть потускнела, а усталые глаза были наполнены болью.