Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
Поначалу Евлампия плакала и рвала на себе волосы, но когда появился первенец Семён, которого отец сразу прозвал Сычом, понемногу успокоилась, а со временем превратилась в настоящую разбойничью жену – сильную и своевольную атаманшу.
Завидев связанного мужа, Евлампия не стала тратить время на расспросы, а, схватив могучей рукой дубовую скамью, метнула её в Илью. Но богатырь не оплошал. Он ловко приподнял пленников, и удар обрушился на их головы. Тогда Евлампия схватила стол, но тут же поставила его
– Лампа, охолонь, пока нас всех не прибила! Лучше угости гостя незваного, может, и сговоримся по-хорошему.
На крик из самой большой избы высыпали меньшие братья Сыча, вооружённые ножами. Старшему, Филину, было двенадцать, среднему, Беркуту, десять минуло, младшему, Соколку, семь стукнуло. Вроде мелюзга, а кабана завалили – вот что значит разбойничья хватка! Они с визгом кинулись на Илью, но получив по крепкой затрещине, отступили – вот что значит разбойничья смётка!
– Извольте кушать, – ласково пропела Евлампия, хотя в её глазах сверкали молнии.
– Спасибо, сыт, – ответил Илья. – И потом сегодня среда – постный день, а вы свинину едите, нехорошо…
– Так мы ж люди неверующие, – прошипела атаманша и чтобы позлить богатыря вырвала зубами из кабаньей ляжки ещё один здоровенный шмат.
– Потому и конец вам пришёл. А по мне хлеб да вода – молодецкая еда!
– Слыхала, Лампа! Тащи хлеб и воду да коню сена дай, – приказал Соловей, всё ещё надеясь на поблажку.
Но поблажки он не дождался. Сперва Илья причалил пленников к коновязи, запер Евлампию с бойкими отпрысками в избе, а потом, подкрепившись хлебом и водой, принялся осматривать разбойничье логово. Поначалу ничего интересного он не обнаружил, разве что обильные запасы провизии да ряды медных ендов – посудин с носиком-рыльцем, до краёв наполненных медовухой.
Но в одной самой ветхой хибаре Илья заприметил лаз в подполье. Спустившись по скрипучим ступенькам он обнаружил складку, доверху набитую богатым товаром и драгоценностями. В том, что это воровская добыча, никаких сомнений не было. Во всяком случае, Муромец сразу узнал свёрток коричневой кожи, которую он мял для Неждана.
«Не пропала, значит, работа, – подумал он. – Вот Неждан обрадуется!»
Потихоньку богатырь вынес купеческий товар наружу. Он бы сделал это одним махом, да сомневался, что ступеньки выдержат. Нагрузив кожами, мехами, тканями, оружием, драгоценностями и ендовами с медовухой три большие подводы, Илья запряг в них самых лучших коней из разбойничьей конюшни. А в крытую телегу с кузовом на дугах, обшитую изнутри липовым подкорьем – лубом, он посадил всех пленников, включая Евлампию с ребятнёй.
– И куда ты нас везти собрался? – прошипел Соловей.
– В стольный град Киев, – не обращая внимание на змеиный шип, спокойно ответил Илья. – Хочу князя твоим свистом позабавить.
– А может, сговоримся? Ты меня отпусти, а их забирай. Я тебе золота дам, в земле припрятанного, – за жизнь не растратишь.
– А как же мы, Соловушка! – вскрикнула Евлампия. – Хоть бы деток пожалел, изверг!
– Молчи, дурёха! Надоело твоё кудахтанье слушать! А детки и без меня проживут, если им князь шеи не скрутит…
– А-а-а! – заголосила Евлампия, заливаясь слезами.
– А-а-а! – подхватил младший Соколок, к которому тут же присоединились остальные братья, и даже старший Сыч, подозрительно зашмыгал носом.
– А ну, тихо! Никуда я вашего отца не отпущу: с нами поедет. А золото пускай в земле лежит, там ему самое место. Ведь его из земли вынь, и земля сразу кровью умоется, – сказал, как припечатал, Илья и, вынув из сумы ржаную краюху, добавил: – Вот оно, золото настоящее. Мне батя всегда говорил: лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою…
Закончив сборы, Муромец уже поставил ногу в стремя, как вдруг услышал далёкий голос, звучащий глухо, словно со дна дубовой бочки. Богатырь пошёл на него и вскоре обнаружил яму, прикрытую решёткой из берёзовых стволов и забросанную сверху ветками. В яме сидел юноша, закованный в кандалы. Вид его был ужасен. Сквозь прорехи в одежде проступали следы побоев, однако взгляд выражал отчаянную решимость.
Илья легко вырвал из земли деревянную решётку и вытащил пленника наружу.
– Ты кто? – спросил он.
– Олав Гарфагр, что значит Прекрасноволосый.
Илья чуть было не рассмеялся, но глянув на Олава, понял, что тот не шутит. Белокурые пряди, изрядно прибитые пылью, плавно стекали на его широкие плечи, и после хорошей бани Прекрасноволосый, без сомнения, мог превратиться в настоящего красавца. Чтобы не терять время, богатырь не стал искать молот, а поднатужившись, разорвал железные оковы.
– Вот это да! – только и смог вымолвить Олав.
– А за что тебя в яму посадили?
– Это долгая история.
– Ладно, в дороге расскажешь.
– А куда мы едем?
– В Киев.
– Правда?
– А чего мне врать. Хочу отвезти Соловья на княжеский суд.
– Здорово! Мне тоже надо поскорей князя увидеть! – воскликнул Олав. – А где викинги?
– В лесу валяются.
– Все?
– До одного, если кого медведица не утащила.
– А где же твоя дружина? – уважительно спросил Олав.
– Вот она, вся перед тобой… Да ещё Бурушка с четырьмя копытами.
Услышав такое объяснение, бывший пленник распрямил плечи и торжественно произнёс:
– И ещё я, потомственный викинг и внучатый племянник шведского короля Харальда Прекрасноволосого!
Потом он встал на одно колено и, приложив правую руку к сердцу, воскликнул:
– Буду верой и правдой служить славному богатырю…
– Илье Муромцу, – невольно подсказал Илья.
– …достославному богатырю Илье Муромцу!
– Погоди ты клясться! Коль имеешь желание служить, так служи не мне, а Богу и Святой Киевской Руси, если ты не нехристь, вестимо.