Илья Муромец.
Шрифт:
— Ну, здрав будь, Сбыслав, — прогудел ночной пришелец, снимая шелом, и молодой воевода почувствовал облегчение и радость.
Не спешиваясь — дело воинское! — поклонился, как младший старшему, и вежественно, с достоинством ответил:
— И тебе здравствовать, Илья Иванович!
— Куда собрался среди ночи? — спросил богатырь, словно и не уезжал почти на седьмицу.
— К князю, доложиться, — ответил Сбыслав.
— А-а-а, дело доброе, — кивнул Муромец. — Ну так я с тобой поеду, послушаю, сам доложусь.
Бурко, умеряя шаг, пошел рядом с дружинным конем, Илья ехал молча, повесив голову на грудь. За спиной радостно шумели стражи, уже перекликивались по стенам: «Илья Иванович вернулся!» — а богатырь сидел недвижно в седле и не говорил ни слова. Муромец прискакал один, и хотя Якунич уже догадывался, какой ответ дала Застава, но не спросить не мог:
— Илья Иванович, так что ответили-то?
— Кто? — витязь словно очнулся и повернул голову к молодому воеводе.
От башни отъехали уж далеко, на темной улице лица не разглядеть, но Сбыславу показалось, что Муромец мрачен.
— Богатыри.
— Богатыри?
Илья глубоко вздохнул, словно обвал в горах сошел, и в первый раз за всю жизнь солгал брату-воину в важном:
— Не дали они мне ответа, Сбыслав Якунич. Ни да, ни нет. Может, придут уже завтра, а может... — он махнул рукой.
Воевода молча кивнул. За эти шесть дней, уряжая полки, он уже забыл и думать о Заставе. Наверное, если самому с собой быть честным, Сбыслав и не надеялся, что Илья Иванович вернет братьев. Уж три с лишним года Русская земля стоит без богатырей и старшей дружины, силой одних порубежников и младших воев. Стало быть, и теперь будем драться сами. Подумал — и стало стыдно: или Илья Иванович и Соловей Будимирович не в Киеве?
Навстречу то и дело попадались бабы с детьми, девки, старые люди, те, кто не мог взять в руки оружие, — в киевских церквах молились об избавлении от печенегов с утра до ночи. Сбыслав не верил, что молитвой можно избыть беду, отец с детства учил его варяжскому правилу: Бог там, ты здесь, пока сам все не сделал — его о помощи не проси. Славяне еще говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай». Люди жались от всадников к заборам, многие крестились, другие, узнав богатыря и молодого воеводу, что поставлен над киевским полком, крестили воинов.
На дворе у князя, несмотря на поздний час, было людно: княгиня с боярынями только что вернулась из Десятинной, а из дворца выходили туровский и оршанский воеводы, чьи полки только сегодня поставили в роспись. Увидев подъезжающих Илью и Сбыслава, люди зашумели, богатырь же степенно поклонился княгине и воинам, спешился и принялся расседлывать коня, снимать с него тяжелые доспехи. Подскочивших было помочь гридней Илья отослал взмахом могучей руки: нечего, мол, под ногами путаться, вам и нагрудник моего Бурушки не поднять, да и не дам я никому своего друга уряжать. Расседлав боевого зверя, Илья принялся чистить его — все же скакали шесть дней. Сбыслав, давно закончивший со своим конякой, посмотрел на крыльцо и обомлел: Владимир, вышедший проводить воевод, стоял и ждал, пока богатырь закончит обихаживать своего коня. Бурко, заметивший князя, ткнул друга мордой и что-то тихо сказал, Илья обернулся и степенно поклонился государю:
— Прости, Красно Солнышко...
— Брось, — махнул рукой Владимир, — пойдем в покои, и ты, Сбыслав, тоже.
Илья хлопнул коня по загривку и, кивнув гридням, чтобы довершили работу, пошел на крыльцо, Сбыслав, пошатываясь от усталости, держался рядом, но, как младший, чуть сзади. Дойдя до княжьих покоев, воевода собрал плечами все косяки, каждый раз просыпаясь от удара, пока Илья не прихватил его за плечи и не повел, как малого, по узким переходам. Войдя в покои, сели за стол, князь, повернувшись к богатырю, спросил:
— Есть-пить с дороги хочешь?
— Водицы бы, — прогудел витязь.
— Добро, сам ночью, кроме воды, ничего не пью, — Владимир протянул Муромцу тяжелый, чеканной бронзы кувшин и кивнул Сбыславу.
Заплетающимся языком воевода поведал о делах дневных, о том, что печенеги в двух местах перелезли Днепр, но пока в малой силе, о том, что полки уряжены и люди готовы, новгородцы днем задрались с черниговцами, но как-то не в силу, пошумели да разошлись, знать, просто тяжесть с души хотели избыть, потому как ожидание на всех давит.
— Ясно, — угрюмо кивнул князь, — а ты, Илья Иванович?
Со Сбыславовой стороны донесся гулкий стук — молодой витязь уронил голову на стол, треснувшись лбом, да так и заснул.
— Молодежь, — вздохнул князь. — Ко мне так сон нейдет. Так что Застава?
Илья посмотрел на спящего Сбыслава, затем снова на князя — колеблющееся пламя свечей отбрасывало на лицо государя странные тени, но видно было, что Владимир устал донельзя и словно постарел.
— Не придет Застава, — коротко ответил Муромец.
— Так, — Красно Солнышко помолчал, глядя в столешницу, затем поднял лицо, и богатырю показалось, что как-то спокойнее смотрит князь. — Ну, Бог им судья. Главное — ты с нами, Илья Иванович, стало быть — вместе станем. Слушай меня внимательно.
Два часа рассказывал Владимир Первому Катафракту, сколько сил собрала под Киевом Русская земля и сколько тем привел сыроядец Калин, какие дружины пойдут полком левой руки, какие — по праву руку, кто встанет Большим полком. Теперь, когда пришло довольно воев, чтобы встать на крыльях войска, порубежники пойдут Сторожевым полком — удальцам степным быть застрельщиками, сам же Владимир с боярами будет стоять на Кловском урочище, чтобы поспеть на помощь Киевскому полку — в нем небывальцы, как бы не побежали. По всему выходило, что печенеги сразу на Киев не полезут, сперва им нужно русское войско разбить, потому в городе останется малый полк — лишь на стены посада встать...
— Так ты, княже, хочешь их на поле встречать, между Днепром и Лыбедью? — спросил Илья.
— А почему нет? — спросил Владимир. — Станем от Угорских ворот до Предславина, так им нас не минуть.
— Не минуть, конечно, — покачал головой богатырь. — Да только их в два раза больше, а ты все полки южнее Киева ставишь. А они не зря севернее перелезли, — он постучал толстым узловатым пальцем по чертежу. — Чую, пока будем их от Витичевского брода ждать, Калин две, а то и три тьмы здесь пустит, через Песий остров. Севернее, до Вышгорода — болота, а и без перевоза там не перелезть, Днепр глубок и быстр. Здесь они пойдут, а там Киев обегут и вдоль Лыбеди нам в спину ударят.