Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
И опять неожиданно вмешалось Провидение: все присутствующие услышали чьи-то легкие шаги наверху лестницы. Надежды англичанина на то, что внимание фон Остенберга будет хоть на секунду отвлечено появлением нового лица на сцене, не оправдались. Граф недвусмысленно пошевелил автоматом и прорычал:
— Стой, где стоишь!
Посмотрев поверх его головы, Грегори увидел спускающуюся по лестнице Сабину. Волосы ее были растрепаны, сама она была в грязи.
Увидев немую сцену в погребе, она изумилась:
— Курт, Грегори! Что здесь происходит?
Не поворачивая голову, но
— Сабина! Ты жива! Слава Богу, что все обошлось. Где ты была?
— Мы с Труди пытались уехать отсюда на машине. Позавчера еще, вечером. Но проехав мили три, наткнулись на русских. Мы… мы свернули с дороги и спрятались в лесу. А сегодня утром мы вновь пытались проскользнуть сквозь кордоны русских, но нас остановили люди в немецкой форме. Но они были не немцы — это точно. Французы или бельгийцы. Но, так или иначе, они отняли у нас машину. Выкинули меня и Труди в придорожную канаву. Потом набились в автомобиль и укатили. Нам еще повезло, что им потребовался только автомобиль — и больше ничего. А примерно через час мы опять наткнулись на русских. Но мы прятались сначала у кого-то в саду, потом до вечера отсиживались в разбомбленном доме. Когда стемнело, мы поняли, что лучше всего нам вернуться обратно.
— А Труди твоя где? — отрывисто спросил фон Остенберг.
— Она пошла к лодочному домику. Я ей приказала проверить, на месте ли лодка, и подождать меня, пока я разузнаю, есть ли возможность спуститься в погреб и взять с собой какие-нибудь припасы. Моторная лодка — это наш последний шанс бежать от русских. Но почему ты целишься в Грегори? И что это за мертвый человек на полу? Ничего не понимаю.
Не сводя автомата с Грегори, граф встал так, чтобы иметь возможность видеть одновременно и Сабину. Хмуро усмехнувшись, он ответил:
— Не понимаешь, дорогая? А ведь все так просто: эти двое — мужчина и женщина — превратили мою жизнь в кошмар и мучение, пока в нее не вошла ты. Я собираюсь их пристрелить. После этого мы можем уплыть на твоей лодке.
Большие темные глаза Сабины от ужаса округлились:
— Да ты что, Курт! Курт, это нельзя делать! Грегори — мой старый добрый знакомый. Когда меня посадили в тюрьму в Лондоне, он спас мне жизнь.
— Он — английский шпион. Он украл у меня жену и покрыл бесчестьем мое имя. Всевышний даровал мне возможность поймать их обоих здесь. А ты не вмешивайся в мои личные дела.
— Курт! Ради Бога, выслушай меня! — закричала Сабина. — Конечно, он англичанин, но разве ты не понимаешь, что если нам повезет, и мы проскочим мимо русских, только он может нас спасти? Если мы доберемся до англичан, они возьмут нас в плен, но не расстреляют. Он позаботится, чтобы с нами обращались прилично, как с людьми. Он близко дружен с одним из самых влиятельных людей в Англии. И добьется, чтобы нас как можно скорее освободили. Ведь правда, Грегори?
— Да, это так, — подтвердил англичанин. — Даю слово, что сэру Пеллинору станет известно о том, что мы с Эрикой спаслись благодаря вам. Вам будет гарантирована свобода и крупная денежная сумма на то, чтобы прожить до той поры, пока все здесь образуется.
Взглянув на Сабину, фон Остенберг покачал
— Нет! Я этому человеку и моей предательнице-жене не желаю быть ничем обязан. Они умрут здесь, и сейчас же. А о том, что ждет нас впереди, мы позаботимся сами.
— Ты — сумасшедший! Сумасшедший! — закричала Сабина и, порывшись в сумочке, быстро вынула из нее маленький автоматический пистолет, направила его в голову фон Остенберга и придушенным голосом сказала:
— Мы можем бежать только вместе с ними. Если ты этого не понял — тем хуже для тебя. Брось автомат, или я стреляю!
Во время этого поединка у Грегори и Эрики снова появилась надежда. Граф стоял спиной к стене, лицом к Грегори. Эрика была по левую от него руку. Сабина стояла справа от него на ступеньках, как бы возвышаясь над графом. Ситуацией владела Сабина, но фон Остенберг не верил, что она может выполнить свою угрозу, поэтому, целясь Грегори в сердце, он крикнул:
— Не дури, плутовка!
И тогда она выстрелила. Пуля пролетела мимо и с глухим стуком ударила в стол. Эрика бросилась вперед и схватила мужа за ноги, тот пошатнулся, но устоял. Сабина выстрелила во второй раз, но пуля просвистела у его уха.
Грегори все еще стоял под прицелом, какую-то долю секунды жизнь его висела на волоске. Когда автомат выплюнул пламя, он прыгнул в сторону; в тот же миг Эрика протянула руку вверх и ударила по автомату, и автоматная очередь прошлась по потолку. Рикошетом посыпались пули. Грегори схватил за горлышко бутылку рейнвейна, которую они с Малаку распивали, прыгнул вперед, и прежде чем граф смог дать вторую очередь, с силой обрушил бутылку ему на голову. Бутылка разлетелась на мелкие осколки. Без звука граф выронил из рук автомат и замертво упал.
Наступила тишина, казалось, она длилась вечно. Трое выживших в этой безумной схватке молча смотрели друг на друга. Потом Эрика поднялась с колен, а Сабина спустилась со ступенек в погреб. Окончательно обессиленные пережитым, былые соперницы со слезами упали друг другу в объятия.
Грегори отнес тело Малаку на одну из постелей, Эрика с Сабиной взгромоздили общими усилиями тело фон Остенберга на другую. Потом они встали на колени на залитый вином пол и произнесли молитвы — Эрика и англичанин за упокой души раба Божьего Малахию, а Сабина помянула добрым словом покойного любовника, чей род был древнее рода Гогенцоллернов. Потом они поднялись и ушли в ночь.
Когда лодка проплывала мимо Потсдама, как и предполагалось, их окликнули с берега и осветили прожектором, тогда Грегори поднялся в полный рост и прокричал по-русски фразу, которую Сталин часто повторял в своих выступлениях по радио:
— Смерть гитлеровским бандитам! — и, сжав кулак, для убедительности добавил: «Рот-фронт».
Их пропустили. На берег они вышли поутру в восьми милях ниже Потсдама, на дальнем конце озера Хавель. А на другой день вечером на их пути встретились британские танки, в которых сидели храбрые парни, некоторые из них с боями прошли три тысячи миль от Каира, по Сицилии, добрую половину Италии, а потом из Нормандии до Брюсселя и дальше, в самое сердце Германии.