Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Через несколько секунд из дома выкатился среднего возраста коротышка, прошел к нему по садовой дорожке и поинтересовался на немецком, что герр зольдат желает. Знакомый с повадками бандюг из СД, Грегори блистательно скопировал их манеру обращения с гражданским, потребовав бензина, на что ему было предложено обратиться за бензином в городской гараж, где господину солдату, несомненно окажут любезность помочь, поскольку сейчас было только немного больше девяти вечера. Грегори не удовлетворился подобным объяснением и отрывисто дал понять коротышке, что бензин ему нужен срочно и что срочно же он этот бензин у коротышки отберет. Тот запричитал, что он доктор, что буквально с минуты на минуту он должен выехать на машине на отдаленную ферму, что он не может поделиться своим бензином. Но когда германскому воину пытаются запудрить мозги такими неубедительными доводами, разговор обычно бывает коротким, и Грегори еще проявил своего рода гуманность, написав ему расписку следующего содержания: «Откомандировано у герра доктора такого-то семнадцать литров бензина для срочных нужд». И подписался: «Альберт Шмидт, № 4785 СД». Операция по перекачке бензина из одного вместилища в другое заняла не более десяти минут.
Пилотка у Грегори все это время была надвинута на глаза, а свет фонаря, под которым производилась эта сделка, не падал на лицо, с тем чтобы впоследствии доктор затруднился бы описать его внешность. После отрывистого «спасибо» Грегори снова вскочил на мотоцикл и поехал через весь город, стараясь не заезжать в центр, а придерживаться окраин.
Ему повезло, когда он выехал на дорогу с указателем «На Берлин», по которой он проехал шестьдесят миль, затем свернул на магистраль «Данциг — Берлин», где увидел указатель, на нем значилось, что до Берлина ему оставалось 160 километров. Он последовал указанному направлению и на хорошей скорости прокатил три четверти пути, когда впереди заметил огненное зарево, которое вставало над Берлином. Подъехав еще ближе, он понял, что на столицу совершается ночной бомбовый налет, а зарево было от многочисленных пожаров и прожекторов ПВО, которые бороздили ночное небо, ловя мириады светящихся точек-самолетов, видны были разрывы снарядов, сотнями выпущенных в считанные секунды из зенитных орудий, он слышал непрерывный грохот падавших бомб, доносившийся издалека, но когда Грегори доехал до конца аутобана, налет уже закончился, и только пламя от бушевавших в городе пожаров освещало небо.
Часы показывали половину второго. Замедлив скорость, он выглядывал место поудобнее, где бы мог избавиться от мотоцикла. Не найдя ничего подходящего, он свернул на северное ответвление дороги, где среди полей, рощиц и лугов были разбросаны маленькие заводики и ряды строений промышленного типа. Через милю с небольшим он нашел то, что искал: горбатый мостик, перекинутый через железнодорожные пути. Остановив мотоцикл, Грегори отверткой из набора инструментов за сиденьем, отвернул номера, сунул их в карман, огляделся, удостоверяясь, что никто его не видит, откатил машину подальше от дороги, отстегнул свой портплед и перекинул мотоцикл через кирпичную ограду на железнодорожное полотно, лежавшее в пятнадцати футах внизу. И утешая себя мыслью, что он сделал Германию беднее на один мощный мотоцикл — а если повезет, то и на один железнодорожный состав, — он подобрал с земли портплед. Минут через пять он уже шагал по дороге, походя закинул в высокую крапиву номера мотоцикла, упокоив их на дне придорожной канавы.
Он чувствовал себя сильно уставшим, и после получасового блуждания по пустынным улицам окраин начал заметно прихрамывать. Около двух ночи он нашел то, что искал — непритязательную на вид харчевню, старше, чем окружающие дома, с палисадником и достаточно большую, чтобы в ней нашлось несколько номеров с койками. После настойчивого стука в дверь и перезвона, который Грегори бессовестно учинил среди ночи, вниз спустился пожилой толстый трактирщик с черной повязкой на одном глазу и закутанный в поношенный домашний халат. Отсалютовав ему и крикнув «Хайль Гитлер», Грегори сказал:
— Я из Гамбурга, здесь в отпуске, приехал проведать девчонку, живущую по соседству. Но она два дня назад съехала отсюда и оставила мне письмо с новым адресом, по которому я завтра и пойду. А сейчас я уже с пяти часов на ногах, мне нужна комната, чтобы отоспаться.
— Сожалею, господин, но, как бы ни был я рад посодействовать вам, я ничего не могу поделать. Бомбежки превратили стольких людей в несчастных бездомных. Все мои комнаты заняты.
— Черт побери! — чертыхнулся Грегори. — Ну что за несчастье такое! А что же делать — я на ногах не стою, впору хоть на кушетку у вас в холле вались и спи.
Явно обрадованный такому компромиссному решению, хозяин ввел его в дом и запер наружную дверь.
Бывалый солдат, Грегори проснулся в половине шестого утра, так как перед сном назначил себе подъем именно в этот час: в холле было сыро и неуютно, но англичанин отыскал умывальник, облился до пояса ледяной водой, побрился, переоделся в гражданское и почувствовал себя окончательно проснувшимся. В баре он, руководствуясь древним принципом забирать на вражеской территории все, чем можно поживиться, осушил целую пинту пива, еще одну сунул в карман, рассовал по карманам как можно больше бисквитов и в шесть с небольшим уже вышел из дома с портпледом, набитым военной формой.
Он вошел в столицу с северо-восточной окраины, которую, в отличие от центра, знал слабо, то есть представлял себе, что лондонскому Вест-Энду соответствуют в Берлине Моабит и Шарлоттенбург и что богатые и зажиточные люди предпочитают более южные и западные районы, в основном в эксклюзивном пригороде Далем или на своей частной собственности у восточного берега продолговатой и достаточно приятно расположенной водной глади Хавеля, на дальней оконечности которой расположен Потсдам. А вот о той части Берлина, которая лежит к северу от Шпрее, он не знал практически ничего.
Теперь же, при свете дня, он находил окрестности более чем унылыми. Каждые несколько сот ярдов попадались развалины, а раз или два ему пришлось воспользоваться для обхода боковыми улочками, поскольку проход был закрыт из-за бомб замедленного действия, оставшихся от последнего налета.
Но каждый раз, сворачивая, он брал на запад и скоро оказался, на широкой Фридрихштрассе, идя по которой он дошел до моста через Шпрее. Посреди моста он остановился, поставил портплед на каменный парапет и стал задумчиво глядеть на свинцово-серую воду. Как это всегда бывает на городских мостах, несколько таких же задумчивых бездельников так же, как и он, уныло созерцали тот же объект. Наскучив этим занятием, Грегори протянул руку, чтобы забрать портплед, но вместо этого неловко опрокинул его в реку. Подошли несколько сочувствующих, но делать было нечего, портпледа не вернешь, и Грегори со скорбным выражением лица отошел от парапета. Теперь он избавился от всех вещественных улик, которые бы его связывали с охотничьей заимкой Малаку.
Пока что все шло хорошо. Но главные-то его проблемы остались: деньги и как добраться до границы нейтрального государства, то есть снова деньги. Он вышел на Унтер ден Линден, с ее импозантными кварталами и тремя шпалерами ухоженных деревьев. Грегори нашел ее поблекшей и много потерявшей в своем былом очаровании, какой он ее видел в последний раз.
Свернув у Потсдамер Плац и пройдя по Герман Геринг штрассе, он снова вышел на Унтер ден Линден в самом ее конце, где она упиралась в Бранденбургские ворота. Дальше на восток простирался Тиргартен. Здесь тоже отметины бомбовых ударов, леса зениток и установки с прожекторами. В той части Тиргартена, куда еще допускалась публика, он уселся на скамейке и задумался над своим нелегким положением. В Берлине каждый встречный мужчина и женщина для него враги, ни у кого он не может занять денег или попросить помощи, те жалкие марки, что у него остались — их хватит едва на несколько дней. Значит, остается разбой как средство пополнения своих фондов. Он вооружен, но взять банк рискованно, а залезть в чей-то дом — опасно уже по другой причине: он не был уверен, что найдет в чьем-то доме нужную сумму наличными. Тогда можно рискнуть взять кассу какого-нибудь шикарного ресторана, вроде «Хорьхера», или то же самое сделать в респектабельном отеле — так будет больше шансов скрыться с награбленным, чем из банка. «Адлон», кстати, совсем неподалеку, можно сходить туда на разведку.
Здания по обе стороны роскошного отеля практически уже не существовали, а его самого по какой-то счастливой случайности даже и не задело. Грегори поначалу остерегся появляться в этом знаменитом прибежище германской аристократии и миллионеров в поношенном костюме, но, приглядевшись, понял, что война внесла свои коррективы и в социальную сферу. Поэтому, оказавшись в огромном фойе, он с радостью понял, что в этой пестрой толпе, в которой каждый мельтешил, по своим делам, он своим видом нисколько не выделялся.