Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Появился он незадолго до ленча, когда люди встречались для совместных коктейлей. Подходя к дверям ресторана, он обратил внимание на женщину-кассира, сидевшую в деревянной коробке, верхняя часть которой была из зеркального стекла. Это его не слишком воодушевило, поскольку залезть рукой в низкое отверстие спереди и схватить пачку денег было непросто. А нужно еще и скрыться с этой пачкой. Тем не менее до ночи у него еще уйма времени и он успеет разведать и другие, более доступные места, например можно заглянуть в бар.
А зайдя в бар, ему показалось, что он заслуживает выпить чего-нибудь приличного,
Возможно ли? Рост, кажется, тот же, что и у Сабины. А если так… Он забрал у бармена бокал и прошел по комнате, усевшись таким образом, что мог наблюдать лицо обладательницы чарующих завитков в зеркале. Нет, лицо ее, миловидное и ухоженное, в данной ситуации не было столь чарующим для него, как знакомые завитки. Он почувствовал острое разочарование, но эта женщина, напомнившая ему о Сабине, просто молодец.
Хотя Сабина была венгеркой и дом ее находился в Будапеште, с той самой поры, как она приглянулась Риббентропу, жить она переехала в Берлин, поближе к своему могущественному покровителю. И если она так и осталась любовницей нацистского министра иностранных дел, тогда она, вполне возможно, живет в Берлине. Но даже если и так, Грегори не очень был уверен в том, можно ли ее считать своей союзницей.
Встретил он ее однажды вечером в казино «Дьювилль» в 1936 году, прекрасную как богиня — ей тогда едва исполнилось двадцать. Ее любовник возглавлял интернациональную банду, занимавшуюся сбытом и переправкой через границу государств контрабандных товаров, и к своим темным делишкам привлек Сабину. И ее бы несомненно арестовали, не спаси ее тогда Грегори. Он увез ее из Англии в Будапешт, где она сторицей вознаградила его рыцарский порыв и вознаграждала от всех щедрот своей души и тела несколько недель подряд. Потом им пришлось расстаться по причинам, от них не зависевшим.
А в 1942-м, летом, он снова оказался в Будапеште, и на этот раз уже Сабина выручила его, когда они спускались по Дунаю… Да, но выручила не так уж бескорыстно, как ему казалось, влюбленному идиоту: она шпионила в Англии в пользу нацистской Германии. Что ж, ее поймали и посадили в лондонский Тауэр, откуда ее вытащить представлялось практически невозможно. Но Грегори закрутил интригу с военным атташе Бессарабии полковником Каздаром и ухитрился-таки вытащить женщину и переправить в Германию с чудной дезинформацией о планах союзников в операции «Торч».
Поигрывая бокалом с шампанским, Грегори, припоминая былое, задумался о том, какова будет реакция Сабины на его появление. Если, конечно, она в Берлине и если он ее найдет. Ведь не исключено, что Гитлер, узнав, что Риббентроп подсунул ему ложные сведения, позаботился о том, чтобы канал, по которому эти сведения к нему дошли, больше не существовал.
Допив коктейль, он подошел к телефонному автомату и заглянул в справочник на
Выйдя из «Адлона», он зашел в Тиргартен и устроился на скамейке, всухомятку прожевав булочки и раскрошенные бисквиты, украденные у трактирщика утром. Затем подошел к ближайшей трамвайной остановке и спросил у стоявшей там женщины, сможет ли он добраться на этом трамвае до Далема. Она указала Грегори дорогу на восток, пояснив, что до Далема трамваи не ходят, но он может проехать на автобусе, если подождет час-другой.
Грегори предпочел пойти пешком и не пожалел, потому что идти по улице, где в глубине садов стояли особняки богатых людей, было легко и навевало на него приятные воспоминания. Он чуть было даже не пропустил боковую тенистую аллею, которая привела его через двести шагов к вилле Риббентропа.
Вилла представляла собой вместительное жилище довольно претенциозного вида, вроде тех, что строили себе удачливые промышленники в викторианскую эпоху. Тот факт, что Риббентроп не поменял места жительства после восхождения на политический Олимп на что-нибудь более импозантное, свидетельствовал лишь о том, что он не обладал ни вкусом, ни тщеславием Геринга. Но он наверняка обставил роскошью свою официальную резиденцию в Министерстве иностранных дел и, как Грегори подозревал, сохранил это воронье гнездо из самых сентиментальных побуждений, потому что именно здесь происходили самые первые и исторические партийные совещания, которые и привели нацистов к власти.
Открыв боковую калитку, Грегори прошел по садовой дорожке, что вела к заднему крыльцу виллы, и позвонил в колокольчик. На звонок дверь открыла служанка с кухни. Грегори спросил ее, не может ли он видеть лакея господина рейхсминистра. Она попросила его подождать, и несколько минут спустя к нему вышел пожилой и тучный человек.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, но я, видите ли, венгр, в Берлине совсем недавно. Матушка моя служила у госпожи баронессы Тузолто кормилицей, и у меня к ней имеются рекомендательные письма. Но адреса ее не могу найти, а в справочнике он не значится. Матушка говорила, что госпожа баронесса близкий друг господина рейхсминистра, поэтому я взял на себя смелость узнать, не в курсе ли кто-нибудь из домашней прислуги господина рейхсминистра, где мне ее найти.
Толстые губы лакея расплылись в довольной улыбке.
— Да-а, лакомый был кусочек, эта баронесса… Такую в постель затащить — и больше ничего на свете не надо. Была она подругой моего господина, была — а теперь он с ней вроде как и не знается. И она сюда, понятно, не приезжает. Госпожа бы такого не потерпела, ну и хозяин ее поселил тогда на чудной маленькой вилле на острове Шлахтен, прямо у входного фарватера озера Ванзе. А в добрые старые времена там все больше на лодках катались, эх, какие времена были! Ну, насколько мне известно, она там все так и живет, и катается, мать ее так! Сходи туда и узнай — может, и повезет. А мне с тобой некогда тут лясы точить.